Тарковский появился, а он вообще не любитель таких тусовок. Приветствую, Андрей Арсеньевич! Смотрел вашу картину «Зеркало», впечатлило. Над чем сейчас работаете? Взяли паузу? Надеюсь, недолгую, удачи вам!
Проводив взглядом утёкшего в сторону туалетной комнаты знаменитого режиссёра, Слободкин продолжил:
– Не все, конечно, из когорты тех самых павлинов, но в основном таких большинство. Вон, видишь, толстячок, прыгает от одного гостя к другому? – кивнул в сторону широкого дверного проёма, рядом с которым сейчас маячил какой-то коротышка. – Издал сборник стихов, совершенно, скажу тебе, никчёмных. Но Вознесенский взял и похвалил почему-то. Не иначе, выпимши был. Так теперь этот, с позволения сказать, поэт ни одной тусовки не пропускает. А для тебя это, как ты не называй, сборище важно тем, что можешь обзавестись полезными знакомствами. Вон тот пожилой товарищ – из правления Союза писателей. А тот, поджарый, – известный хоккеист, за ЦСКА играет. Может достать контрамарки на хоккей, если что.
– А ты?
– Что я?
– Ну, сам-то с какой целью посещаешь такие мероприятия?
– Да всё с той же, Сергей, всё с той же. Я ничем не лучше других, и каждый прекрасно знает, что о нём думают остальные. Пойми, есть какие-то законы шоу-бизнеса, и приходится их придерживаться, нравится тебе это или нет. Иначе ты быстро окажешься на обочине. Лучше пожертвовать малым, засветиться раз в месяц на такой тусовке, чем из-за глупых принципов оставаться изгоем.
Периодически мы совершали какие-то телодвижения, Павел знакомил меня то с одним гостем, то с другим. Периодически где-то возникал спор, люди обсуждали какие-то животрепещущие для них темы.
Время близилось к девяти вечера, когда хозяйка квартиры позвала Слободкина к телефону. Вернулся он через минуту обескураженным.
– Вот незадача…
– Что-то стряслось?
– Да Сашка Барыкин на своём жигулёнке в дерево въехал. В Склиф отвезли, с ногой ерунда какая-то. Еду к нему, дай Бог, чтобы всё было несерьёзно. У нас же концерт завтра, а тут… Сколько раз говорил ему: «Саша, не гоняй, рискуешь». Да где там! Ладно, тебя оставляю здесь, надеюсь, быстро обернусь, а такие посиделки обычно заканчиваются под утро. Помни, что я тебе говорил, главное – много не пей.
Так я остался один. Послушал, как молодой Хазанов травит анекдоты, смешно изображая Брежнева, прислушался к спору, в котором выясняли, насколько хорош президент США Джеральд Форд… Затем на меня обратила внимание Ника. Взяв под руку, она принялась водить меня по квартире, представляя то одним, то другим гостям. Я снова пожимал руки, кивал в ответ на слова похвалы, да и сам то и дело бормотал:
– Как же, читали, читали… Отличные стихи!
Или:
– Ну да, в этой роли вы были бесподобны.
Со стороны я казался себе участником какого-то паноптикума. Уже не чаял, когда наконец вернётся Слободкин, который должен был увезти меня к себе домой на ночлег.
Стрелки на каминных часах приблизились к цифре «10», когда гостиная приняла в себя ещё партию гостей.
– Володя, привет! Почему так долго?
– Спектакль играли, только освободились, вот с Мариной и Севой сразу к тебе рванули. Голодный как волк. Ника, чем сегодня угощаешь?
Мать моя женщина! Да это ж Владимир Семёнович с Влади! А третий… Лицо знакомое, он, кажется, трусливого мента сыграет в картине «Место встречи изменить нельзя»… Ну точно, Всеволод Абдулов.
Вокруг этой троицы, а вернее, Высоцкого сразу образовалась небольшая толпа. Каждый почитал своим долгом подойти и что-то сказать актёру и барду. Сам я не был большим поклонником его творчества, мог сбацать под гитару разве что две-три песни, но не более того. Сейчас я предпочитал находиться чуть в стороне, стараясь при этом запомнить каждое мгновение для истории. Глядишь, когда-нибудь расщедрюсь на мемуары, упомяну, как бы между прочим, как тусил вместе с Высоцким.
Эх, сейчас бы ещё фото со знаменитостью на память сделать… Вон, какой-то предприимчивый товарищ уже с фотокамерой бегает, щёлкает всех подряд.
Когда толпа вокруг вновь прибывших немного рассосалась, Ника решила и меня представить этой троице. Пожимая руку барда, невольно отметил огрубевшую кожу на подушечках его пальцев. И это только на правой руке, что уж говорить о пальцах левой,
