нагло заявил, вспомнив крылатую фразу из фильма «Интервенция», как раз с Высоцким:
– Ну почему же, имеется кое-что. «Вы просите песен? Их есть у меня!»
Быстро подстроил гитару под себя и, стараясь не глядеть на собравшихся, затянул одну из моих любимых из репертуара «ЧайФа»:
Песня мне нравилась не только тем, что реально брала за душу, но и своей нарочитой простотой. Пресловутые три аккорда, не нужны никакие голосовые экзерсисы, и вообще подходит для хорового исполнения, особенно в компании поддатых слушателей. Неудивительно, что вскоре гости начали подпевать мне в припевах.
Когда я последний раз ударил по струнам, раздались сначала жидкие, а затем более стройные аплодисменты.
– Твоя песня? – спросил Высоцкий.
– Ну-у-у… Получается, что так.
– Мне понравилось. Есть ещё что-нибудь?
Я подумал, что от ещё одной преждевременно исполненной песни в будущем особо не убудет, а потому решил спеть бутусовскую «Прогулки по воде». Аккорды к ней я знал давно, а как раз за пару месяцев до того, как кануть в прошлое, занялся изучением проигрыша вступления. После недели мучений выяснилось, что не так страшен чёрт… Как говорится, ловкость рук – и никакого мошенничества. Главное, сейчас быстро освежить память и не сбиться.
Проигрыш более-менее получился, и я с более лёгким сердцем запел:
Приятно, чёрт возьми, наблюдать на лицах людей такие эмоции! В глубине-то души я понимаю, что всего-навсего перепел не принадлежащий мне хит, но тем не менее меня в этот момент переполняло чувство глубокого удовлетворения, как говаривал товарищ Брежнев.
– Сильно, – констатировал Владимир Семёнович. – А почему не выступаешь? Наберётся у тебя песен на альбом?
– На альбом-то наберётся, но не моё это – петь и выступать, да и тексты, сами понимаете, вряд ли одобрит цензура. Лучше уж я буду книги писать, а петь – так, для развлечения, как сейчас.
– Смотри, а то у Марины есть связи во Франции, можно и там будет, если что, пластинку выпустить.
– Эдак я, Владимир Семёнович, быстро в числе диссидентов окажусь, а оно мне надо? Вас-то вон, величину, со скрипом выпускают, каждый концерт, если я ничего не путаю, с таким трудом удаётся организовать… А я кто для них? Так, мелочь пузатая. Так что рано мне ещё. Как бы после сегодняшнего «квартирника» не настучали, – добавил я, понизив голос.
– Эти могут, тут информатор на информаторе, – усмехнулся Высоцкий. – И кстати… Давай без отчеств и на «ты».
«Прямо как со Слободкиным история повторяется», – подумалось мне.
– Договорились, на «ты» так на «ты».
Когда время близилось к полуночи и я, кляня Слободкина на чём свет стоит, из последних сил боролся со сном, ко мне подошёл Тарковский.
– Вот уезжать собрался, но решил всё же познакомиться поближе. «Марсианина» ведь вы написали, я ничего не путаю? Я как раз прочитал первую часть в журнале «Вокруг света» и подумал, что из этой вещи может получиться неплохой сценарий. Она и написана так, что хоть сейчас бери камеру и снимай фильм. А у вас, случайно, нет с собой рукописи романа? Жаль… А когда в следующий раз в Москве будете? Тогда вот номер моего телефона, позвоните, мы с вами встретимся и обсудим наше возможное сотрудничество.
А что, неплохо так-то всё складывается. Я уже не жалел, что оказался на этой вечеринке, действительно, свёл знакомство не абы с кем, а с самими Высоцким и Тарковским. Шустёр я, ох шустёр, за полгода такого наворотить… Да где же этот Слободкин?! Щас прямо на диване лягу и усну… О, а вот и он!
Выглядел худрук «Весёлых ребят» удручающе. Выяснилось, что у Барыкина серьёзный перелом, и завтра ни о каком выходе на сцену не может идти и речи.
– Что же делать-то, что же делать! – не находил себе места Слободкин. – Вот ведь паразит, взял и всех нас подвёл накануне такого ответственного выступления! Ещё и Алёшин заболел… Слушай! – Он замер и уставился на меня так, словно впервые видел.
– Что? – настороженно спросил я.
– Ты же можешь спеть свою «Позови меня с собой»! Выйдешь на сцену вместо Барыкина?
– Я?! Да ты что, с какого перепуга? В Москве вокалиста, что ли, нереально найти?
