— Мы празднуем победу, Гримарр! — крикнул Торгрим, поднимая рог с медом.
— Празднуем? — проревел Гримарр. Внутри у него закипала злость. — В моем доме? Пьете мой мед? Ночью?
— Празднуем то, что Харальд вернул тебе эту ирландку, Конандиль! — ответил Торгрим.
— Конандиль? — удивился Гримарр. Было заметно, что он плохо соображает, и Торгриму показалось, что он так и не запомнил имя девушки, хотя Харальд ему не раз его называл. — Та ирландка? Рабыня Фасти? Вернулась? Сюда?
— Да! — подтвердил Торгрим. — Мой сын Харальд вернул ее тебе. Вырвал из лап Лоркана!
Гримарр с глупым видом огляделся. Глаза его загорелись, он уставился на Харальда, когда до него стал доходить смысл слов Торгрима. И тут Гримарр сделал то, чего никто и никогда из присутствующих не видел. Он улыбнулся.
За все время пребывания норвежцев в Вик-Ло на берегу реки раздавался лишь лязг их собственных топоров и инструментов. Это у них визжала пила, стучал деревянный молоток, железо звенело о железо. И только они ссорились, ругались и гордо улыбались, когда заканчивали работу. И больше никто.
Несмотря на удачу и вмешательство Торгрима, корабли датчан все-таки пострадали. Мачты сгорели до основания, и само основание тоже сгорело, пострадала и обшивка, а кое-где была полностью уничтожена. От паруса, балок и такелажа остались одни прокопченные обломки, если вообще остались.
Второй из четырех драккаров, который носил гордое имя «Воздушный Дракон», пострадал больше всех. К несчастью, три маленьких бочонка с сосновой смолой хранились у ахтерштевня. Ирландцы их нашли, разбили, смола растеклась по палубе, и они ее подпалили. Смола и огонь не оставили шансов сухому дереву. Люди Торгрима честно пытались выбросить горящие обломки за борт, они сражались с огнем так же неистово, как пытались бы гасить собственный корабль. Когда прибежали датчане и число борющихся с огнем увеличилось, было уже поздно. Большая часть ахтерштевня сгорела, и на ремонт уйдет несколько месяцев, если вообще есть, что латать.
У остальных трех кораблей повреждения были не столь значительны, и только на следующий день после атаки, после восхода солнца, когда над обгорелыми судами все еще поднимались струйки дыма, на то, что осталось от драккаров, взобрались датские плотники. Датчане всегда вели себя весьма сердечно, и Торгрим даже предположил, что после того, что норвежцы для них сделали, они станут еще более приветливыми. Но он ошибся. Они так же продолжали кивать, проходя мимо с инструментами в руках и дубовыми досками на плечах.
— Неблагодарные сволочи! — пожаловался Торгрим Старри и Орнольфу, когда все трое смотрели вслед датчанам, словно те шли в бой. Гримарр не сказал ни слова с тех пор, как Торгрим и его люди покинули его дом, почти опустошив бочонок меда. — Ведут себя так, как будто мы украли у них женщин, а не спасли их корабли!
— Проклятые датчане! А чего еще ожидать от этих сукиных детей! — воскликнул Орнольф, стараясь говорить так, чтобы его не слышали проходящие мимо датчане. — Я лично убил шестерых собак-ирландцев, когда сражался за их корабли!
— Вот именно! Спасли — в этом все дело! — сказал Старри. — Ни один настоящий воин не желает, чтобы его спасали. Спасают женщин. Настоящий мужчина негодует, когда его спасают.
Торгрим кивнул. Старри был прав. Но Торгриму не нужна была их благодарность, пока он продолжал получать помощь, чтобы отремонтировать свой корабль и опять отправиться в море. В этом Гримарр не обманул, и «Скиталец» был почти готов к тому, чтобы вновь спуститься на воду, чтобы ему на борт погрузили припасы, снасти, награбленное и груз, готов к тому, чтобы длинные весла вновь унесли его вслед за восточным ветром.
Не все в команде хотели вернуться в Норвегию, хотя Торгрим ясно дал понять, что не изменит свои намерения. Пока большая часть команды ждала возвращения домой, некоторые, как ему было известно, надеялись по дороге еще немного поживиться. Таковы уж они были, эти скитальцы, любители моря.
Старри отправился с ним потому, что был предан лично Торгриму, хотя причины такой преданности Торгрим не совсем понимал. Харальд после того, что произошло в Дуб-Линне, признал правоту отца и, казалось, тоже решил все время быть рядом с Торгримом. У Торгрима иногда складывалось впечатление, что парнишка считает себя кем-то вроде отцовского защитника. И такое отношение крайне раздражало Торгрима. Все это Торгрим понимал, но не обращал на это внимания, по крайней мере, пока это касалось команды «Скитальца». Он никогда их не обманывал, никого не заманивал на борт подложным предлогом. У него была одна цель — вернуться в Вик, и никакой другой. Он совершенно ясно дал всем это понять. И, несмотря на все перешептывания о сокровищах Ферны, которые он слышал (как всегда, среди моряков слухи распространялись быстро), на все разговоры, затихавшие при его приближении, Торгрим не собирался за ними охотиться.
Поврежденную обшивку заменили, шесть человек наносили свежий слой смолы и лака на борт корабля. Новые деревянные латки, без шва прилаженные к старым доскам, были совершенно незаметны под липким черным слоем. Торгрим нисколько не
