Почему медведица ринулась в бой, едва они полезли вверх по склону?!
Ответ напрашивался сам собой. Медведица попросту охраняла что-то, как раз и укрытое где-то неподалёку. Быть может, как раз там, куда они направлялись.
Но об этом потом. Потом!..
Прямо из низких зарослей перед егерями возникла Седая. И на сей раз шкура её утратила изначальную седину.
Егеря не растерялись. Кто успевал – припадал на одно колено, беря прицел, другие отскакивали в стороны, освобождая зверю дорогу. Никакая одиночная пуля, даже в упор, не остановит громадного зверя, не дойдёт до сердца или мозга, спрятанных глубоко под слоями мяса с жиром. Тут нужны были специальные охотничьи винтовки крупного калибра, особые боеприпасы, и егерям оставалось только надеяться на то, что им таки удастся изранить чудовище, заставить его терять силы и кровь.
Нет ничего хуже для охотника, когда даже обычный медведь идёт на него на всех четырёх лапах, «кабаном». Но сейчас громадного седого зверя окружали егеря, и выстрелы покатились частым громом, в упор, когда невозможно промахнуться.
Или, вернее, «невозможно промахнуться» в воображении какого-нибудь знатного лорда, охотника на львов и тигров в тропиках Бхарата.
Седая громада пронеслась мимо егерей со скоростью курьерского поезда. Попал ли кто в неё – неведомо. Словно крепостной таран, Седая врезалась в редкую егерскую цепь, и лейтенант услыхал, как кричат те, кто оказался у неё на пути.
Револьвер в его руке дважды изрыгнул огонь. Лейтенант отлично умел стрелять по движущимся мишеням, не раз брал призы в полку, но сейчас – сейчас Седая просто пробила цепь его егерей и немыслимым образом исчезла среди красноватых валунов и кривых примученных сосенок.
Исчезла и тотчас возникла вновь, спустя ровно те мгновения, за которые егеря успели потерять ориентировку.
До зверя было где-то ярдов семь-восемь, и лейтенант успел выпустить одну за другой три пули. Он знал, что не промахнулся, и он увидел кровь на седой шкуре, теперь её пятнало красным во многих местах.
Лейтенант попытался отпрыгнуть, занять позицию получше, укрыться за валуном, однако поскользнулся и покатился прямо по склону вниз. Над ним раздавались вперемешку хриплый рёв зверя, выстрелы и крики его егерей, смешавшиеся в сплошную какофонию.
Потом он ударился головой обо что-то твёрдое, и мир померк.
Их было много, они были злы, упрямы и храбры.
Они не разбегались с воплями, они прижимались к земле и камням, прятались в щелях и размывах, осыпая её пулями. И попадали.
Чары отводили пули от неё, да. Но не все, удерживать их, как она умела, целиком и полностью защищать себя Предслава уже не могла, слишком много сил отдано сестре.
И сейчас она металась меж сосен и камней, меж расщелин и трещин, возникая, словно призрак, то тут, то там. И разила.
Разить – то, ради чего жила долгие годы чародейка Предслава Вольховна, младшая Змиевна, боевая волшебница, кого пощадило время, кто простотой мысли прятался от забот и тревог, кому война была всем.
И она уводила, уводила их от Анеи-старшей, сколько могла, оставляя среди камней изломанные бездыханные тела, ловила собой пули, чарами заглушая боль.
Продержаться! Продержаться!..
Но движения её становились всё медленнее, и кровь пятнала камни всё обильнее. Красная кровь на красных камнях.
Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё малую малость…
Удар могучей по-прежнему лапы подбросил не успевшего увернуться егеря в воздух. Карабин грянулся о валуны, приклад разлетелся щепой.
Другой стрелок возник на месте сбитого с ног, рот раскрыт, глаза безумные, оружие пляшет в руках. Предславу резко и сильно толкнуло в грудь, мир помутился. Чары давали сбой, они уже почти не держались.
Она ещё успела толкнуться, успела прыгнуть, успела ощутить чужую кровь, прежде чем в глаза её плеснуло темнотой.
Егеря замерли. Замерли, не веря собственным глазам.
На алых камнях, разметавшись, раскинув руки, лицом вверх застыла молодая женщина, и солнечно-светлые волосы расплескались вокруг неё, словно вешние воды.
Не было чудовищного зверя, не стало медведицы, оставалась только вот эта красавица, чужая, совершенно чужая, абсолютно
