Молли они испуганно кланялись, никто не попытался загородить ей дорогу.
На нужный этаж вела узкая, неприметная лестница, искусно скрытая среди колонн и декоративных мраморных ваз в рост человека.
Дальше великолепная отделка заканчивалась. Нет, Молли не встретила нагая штукатурка, стены покрывали деревянные панели, но самые простые, безо всяких изысков. Исчезла и лепнина под потолком; узкий коридор скупо освещали редкие газовые рожки.
И двери. Простые серые двери, ничем не отличающиеся друг от друга.
Молли отсчитала нужную.
Не заперто. Оно и понятно, зачем запирать, если Кейти, по словам Ярины, «лежит и не шевелится»?
Створка отворилась бесшумно.
Под окном, на широкой постели, никак не напоминавшей койку в лечебнице, на груде подушек лежала Кейт.
«Бледная как смерть», – машинально подумала Молли, но нет, Кейти была ещё бледнее. Лицо казалось припорошено белой пудрой, словно у клоуна в цирке.
И ещё она очень исхудала. Щёки ввалились так, что казалось, Кейт изо всех сил втягивает их в себя. Губы посинели, глаза… на них Молли и вовсе было страшно смотреть.
Возле кровати не стояло никаких лекарств, один лишь стакан с водой.
Почему её не лечат? Почему ей не помогают?
– Кейт… Кейти!
Веки лежащей дрогнули, но губы так ничего и не произнесли.
– Кейти! Да Кейти же!
Не зная, что предпринять, Молли коснулась пальцами лба лежащей.
Холодный. Не «как лёд», но точно холодный. Странно – она вроде укрыта и… и на ней фланелевая пижама…
– Кейти, ответь мне!
– М-м-м… – раздалось еле слышное. – Мол-ли…
– Да, да, это я!
– Бе-ги… – выдохнула Кейти. Голова её запрокинулась, словно она отдала последние силы.
– Что они с тобой сделали?! Или это – болезнь?..
– Они-и… к-к-к… – у Кейти не оставалось сил ни говорить, ни даже шевельнуть рукой. Молли видела, что она едва дышит.
Кулаки сжались сами собой. Почему, ну почему она не госпожа Средняя? Уж та-то наверняка знала бы, что делать!..
В растерянности, чувствуя, как в глазах закипают слёзы, Молли присела, положив одну руку Кейти на лоб, а другую – на бессильно замершую правую кисть.
Лёд. Холодна, словно морозная глыба, выпиленная в лютую рождественскую стужу с середины промёрзшей чуть не до дна Мьер.
Молли забыла сейчас про всё, даже про собственную ревность. Сжала безжизненную ладонь Кейти меж собственных и…
Тепло! Тепло в ладонях! В обеих! Катись, волна, рушь льды, бросай их на скалы, дроби в пыль!
Из-под пальцев брызнуло яркое, солнечное свечение. Тепло потекло с рук Молли, впитываясь, всасываясь, словно вода сухим песком, неподвижной ладонью Кейт.
Та застонала, тяжело, утробно, аж выгибаясь от боли.
– Не… не на-ад… не… му-учь…
А Молли вдруг представила, что вся кровь в жилах Кейти обернулась льдом, и теперь острые льдинки только начинают ползти, сдвигаются с места и, конечно, отзываются резкой болью.
Молли сжала зубы и попыталась сделать вливающееся тепло совсем горячим.
Кейти вновь закричала, вернее, захрипела, глаза её закатились.
По лицу Молли градом тёк пот, однако она не останавливалась. Её огонь струился теперь в жилах Кейт, властно заставляя двигаться совсем уж было оцепеневшую кровь.
