Стояли, скромно опустив глаза и сложив руки.
– С-спасибо, – неуверенно сказала им Молли, не зная, что делать.
Камеристки, всё так же молча, присели и гуськом – марш-марш! – почти выбежали из комнаты.
Молли вздохнула. И осталась стоять, растерянная, на мягком роскошном ковре посреди комнаты – пока в дверь не постучал вежливый хозяин Найт-холла.
– Мисс Моллинэр? Нам пора, – и подал ей руку, словно добрый дядюшка, сопровождающий племянницу.
Какая ж девчонка не мечтает танцевать на балу? Даже если она увлекается машинами, паровозами и броненосцами. Однако, шагая рядом с элегантным лордом Перегрином, Молли лишь угрюмо думала о несчастной Кейти Миддлтон – вот уж кто был бы счастлив! Вот уж кто бы порадовался!.. Да от одного платья визгу было бы столько, что все б оглохли. А теперь она лежит, бледная, и почти не дышит… и рассказывает безумные истории.
И на плечи самой Молли тончайший изумрудный шёлк давил тяжко, как стальная броня. Ведь совсем недавно – а кажется, полжизни назад – она так же, наряженная и надушенная, вместе с папой направлялась на приём в Пушечный клуб и чувствовала себя принцессой из сказки. А теперь…
Перед высокими дверьми бальной залы стояла пара вымуштрованных ливрейных лакеев, с синхронностью паровой машины распахнувших створки. На высоких хорах играет оркестр; блистает начищенный паркет, ярко горят светильники. Джентльмены во фраках – словно в униформе – выстраиваются рядом с дамами, кои, напротив, сверкают и сияют причудливыми нарядами.
И хотя Молли никогда особо не интересовалась туалетами, рот у неё открылся, щёки враз запылали. Да что там её щёки! Мама, великая модница, при виде здешних леди точно так же покраснела бы до ушей и потупилась.
Платья с глубокими декольте, такими глубокими, что непонятно, как они держатся и для чего вообще нужны. Открытые щиколотки, а у пары дам – так чуть не до самого колена! Так ведь даже в купальнях неприлично одеваться! Обнажённые спины, открытые так низко, так низко, что…
Молли заморгала и поскорее уткнулась взглядом в пол.
В нарядах – красное, чёрное и совсем немного других цветов. Вероятно, это была неписаная традиция здешних балов – Кейти, будь она здорова, точно смогла бы пояснить, а пока Молли в своём изумрудно-чёрном наряде чувствовала себя на фоне высокородных леди словно какая-нибудь незабудка на фоне роскошных садовых роз.
Здесь всё было слишком. Слишком яркое, слишком открытое, слишком блистающее, слишком дорогое. Кольца, ожерелья и диадемы гостий – даже примерно нельзя было предположить, сколько миллионов они стоят.
Хозяева жизни, что ж тут ещё сказать…
Терпи, Моллинэр Эвергрин. Ты здесь, чтобы докопаться до самого дна, и ты докопаешься.
Бал завертелся и закружился водоворотами красок, водопадами музыки. На первый тур вальса её пригласил сам хозяин, лорд Перегрин. Тотчас же за ним, опередив сразу нескольких пэров, подлетел Спенсер.
– Как вы нетерпеливы, друг мой Джонатан.
– Простите мне нетерпение, дорогой лорд Перегрин, но нельзя забывать, что именно я открыл в мисс Моллинэр эти качества!..
– Конечно. И вы, разумеется, не дадите нам об этом забыть, любезный граф.
Спенсер закатил глаза.
– Прошу вас, мисс Моллинэр.
Полилась музыка, и Молли лишний раз возблагодарила миссис О’Лири – руки, ноги, плечи двигались словно сами собой, не требуя вмешательства головы.
Лорд Спенсер глядел на неё пристально и странно. Нет, он идеально вальсировал, точно и легко. Но вот взгляд его…
– Молли, – вдруг услыхала она. Губы Спенсера едва шевелились – на них по-прежнему играла приятная светская улыбка, с каковой и прилично джентльмену вести в танце девочку-подростка.
Когда он последний раз её так называл?
– Тебе надо бежать. Скажи той, кто тебе помогает. Бегите. Как можно дальше. За Карн Дред. С семьёй.
Молли остолбенела, больших усилий стоило не разинуть в изумлении рот и не выкатить глаза.
