Но и лорды явно что-то скрывают тоже. Если им стало известно про Ярину, они… могут, скажем так, усомниться в искренности её, Молли. И если маркиз Дорсет подозревает присутствие тут нашей «превращальщицы», значит, значит…
Значит, эта самая инициация и впрямь может оказаться совсем не «формальной традицией».
Ярина-Яринка, ну где же ты? И что мне вообще сейчас делать?
Молли ворочалась в постели. Сна не было, и сейчас, наверное, она обрадовалась бы даже и пустоглазу, этой мелкой нечисти. Замучившись вконец, соскочила на пол, завернувшись в роскошнейший, мягкий и пушистый халат, какого и у мамы никогда не бывало, – и вышла в коридор.
Где-то внизу ещё приглушённо звучала музыка, доносились смутные голоса. На скамеечке под окном, как и в тот раз, устроилась парочка – лакей и горничная. Нет, не Ярина.
– Мисс Моллинэр что-то угодно? – тотчас вскочила девушка. Лакей тоже поднялся – рослый, плечистый, руки бугрятся мускулами…
– Угодно пройтись, – бросила в ответ Молли. – Или я должна оставаться взаперти?
– Никоим образом, мисс Моллинэр, – прошелестела горничная.
– Оставайтесь здесь, я скоро вернусь, – Эх, вот у мамы это получалось по-настоящему властно!..
– Мы приставлены всячески прислуживать вам, – поклонился молчавший доселе слуга. – Лорд Перегрин велел нам сопровождать вас.
Молли пожала плечами. Чем дальше, тем меньше она боялась.
Она шла по коридору к лесенке, что вела на этаж, где лежала бедняжка Кейт. Пусть попробуют её остановить!
Слуги оказались несколько умнее, чем можно было подумать. Никто не преградил Молли дорогу, но горничная куда-то испарилась, надо полагать, помчалась с докладом. Молли только дёрнула плечом.
Вот и знакомая дверь, но на сей раз – крепко запертая. Х-ха! Наивные! Думали, что меня это остановит?
Она положила ладонь на гладкое полированное дерево, туда, где прятался замок. Дрожь в пальцах, запах дыма, хруст и треск – Молли потянула ручку на себя, и дверь распахнулась.
Обугленный и почерневший замок остался торчать, удерживаемый выдвинутым язычком. Молли шагнула через порог.
Остолбеневший слуга что-то булькал у неё за спиной.
– Кейти…
Они никогда не были подругами. Кейт всегда оставалась «задавакой и воображалой Миддлтон», помешанной на высшем обществе, титулованных особах, балах, нарядах, свадьбах и скандалах. Но сейчас, глядя на тонкий профиль, посиневшие веки и запавшие щёки, Молли вдруг ощутила, как в глазах защипало.
– Позовите доктора! – резко развернулась она к растерянному лакею. – Здесь же должен быть доктор!
– А… да… – только и смог выдавить лакей.
Но по коридору и лестнице уже топали многочисленные ноги. Лорды и пэры, герцоги, маркизы и графы очень торопились.
– Пи-пи-пи… – раздалось еле слышное из угла, и Молли улыбнулась. Улыбнулась ровно в тот миг, когда в широко распахнутую дверь разом ворвались лорд Перегрин Кавендиш, маркиз Эммануил Дорсет и – почему-то – старый герцог Норфолк, вставший из инвалидного кресла и являвший после этого удивительную прыть.
За первой троицей виднелись ещё лица, кажется, Бедфорд, Сомерсет, кто-то ещё…
– Что здесь происходит?
– А что здесь делает моя подруга?
Хозяин Найт-холла принял вызов.
– Она тяжело больна. Сонная болезнь – слыхали о такой, мисс?
Молли покачала головой. Внутри разворачивала крылья та самая свобода, что и на мстиславльском поле.
– Её и… и других девочек лечили в особом госпитале в Норд-Йорке… каковой госпиталь вы, мисс, столь впечатляюще разнесли почти по кирпичику. К сожалению, другие пациентки… не выжили. Мисс Миддлтон оставалась последней. У нас был шанс её спасти.
– И потому её доставили сюда, на остров, где нет никаких лечебниц? Где рядом с ней почему-то ни одного доктора и ни одной сиделки? – ядовито спросила Молли. – Она была со мной! И тогда чувствовала себе вполне хорошо!
– Болезнь коварна. – Перегрин Кавендиш явно нервничал. – Она может то отступать, то возвращаться…
– Хватит ломать комедию, мой дорогой, – вдруг бросил старик Норфолк. Впрочем, стариком его назвать уже было нельзя – пожилой мужчина, но никак не та развалина, которую впервые увидала Молли. – Она одна из нас. Какой смысл скрывать? Ей же всё
