Да, волки по деревьям не лазают…
Когти впиваются в кору, могучие лапы с обманчивой лёгкостью поднимают многопудовое тело вверх по стволу. Да, вот так всегда – разъяснять всяческих дивов приходится ему, медведю.
Сестрица осталась внизу, смотрит, чуть склонив голову. Ну, смотри, смотри, я этого дива тебе скину, тебе велели, ты и дело довершай с этим самым «разъяснением».
Медведь плечами раздвинул ветви. О, да здесь и впрямь настоящее гнездо навроде птичьего, только куда больше. Даже идти можно такому тяжёлому зверю, как он.
В гнезде было темно, плохо пахло: дивы – охотники, ловят и едят всё мелкое, шевелящееся, и тем напоминают сов.
Вокруг царил полумрак и ещё едва ощутимый привкус магии. Нечисть – она нечисть и есть. И зачем этот див понадобился Анее Вольховне?
Самого дива не видно, эти создания замечательно умеют прятаться. Но, с другой стороны, и из своего гнезда обычно не уходят, словно привязаны. А добычу приманивают.
Там, впереди, в самом глухом месте, где глубока тень, отбрасываемая густо сплетшимися ветвями…
– Див, – позвал Всеслав. Нечисть его должна знать, может, ещё удастся дого…
Слепящая вспышка боли и треск ломающихся сучьев. Дико вереща, из тени на него бросилось мохнатое круглоголовое существо, и впрямь чем-то похожее на сову, только куда крупнее и с вызывающими уважение когтями.
Гр-р-р!
Могучая лапа смела обезумевшего дива с медвежьей головы, однако тот, продолжая верещать, кинулся вновь, словно ища верной смерти.
И див был не просто существом с длинными и острыми когтями, он был нечистью, ему подчинялась сила. Она, эта сила, впивалась в оставленные глубокие царапины, раздирала их ещё больше, так что глаза Медведю залило резко выплеснувшейся кровью.
Он начинал яриться. Но дива требовалось «разъяснить», а не убивать.
Всеслав встретил повторный бросок дива в воздухе. Удар сверху вниз, треск веток, и покрытое мехом и перьями тело закувыркалось, устремившись к земле.
Волка не мешкала. Бросилась, придавила лапами, ухватила челюстями за горло. Тряхнула раз, другой и третий.
Кажется, диву хватило.
…Когда Медведь спустился, сестра уже перекинулась, в человеческом облике деловито «разъясняя» дива. Заклятия спутали ему лапы, и большие жёлтые глаза глядели прямо на Таньшу – но совсем не так, как положено было бы смотреть простой нечисти на оборотня, пусть даже и сковавшего его чарами.
Див смотрел на Волку с ненавистью, как не может смотреть никакая нечисть. Они вообще не умеют ненавидеть, как не умеет ненавидеть дикий зверь. Хищник настигает добычу, но убивает по необходимости и никогда – сверх этого.
А див хотел убивать. Хотел убивать так, словно они с сестрой были ему самыми наисмертельнейшими врагами.
– Говори! – бросила Таньша прямо в мохнатую морду, которая при других обстоятельствах показалась бы и забавной, и даже милой мордочкой.
«Говори» – это она, конечно, хватила. Дивы вслух говорить не умеют, только мысленно, как почти всякая нечисть.
Всеслав положил ладонь диву на мохнатый лоб. Его собственный лоб покрывала едва запёкшаяся кровь, но о ней оборотень не думал.
– Помогай! – бросила Таньша, сдувая пот с верхней губы.
Но Медведь и без того видел то, что хотел увидеть.
У дива побывали гости. Жуткие серые тени, скользящие по самому краю ночи, с плотью из сумерек, не живые и не мёртвые. Они отдали ему приказ, они испугали его, они пригрозили ему чем-то таким, о чём даже Всеслав с Таньшей, оборотни, для которых магия – не закрытая книга, не могли и догадываться.
– Матушка Анея Вольховна, видите ли? Слышите ли?
Таньша кивнула сама себе. Тяжело держать такие чары, долго не удаётся, соскользнут, рассеются. Иначе куда как легко было бы вести слать, и Империя не смогла бы уже застичь их врасплох.
– Обкладывают нас, братец, – хрипло проговорила. – Вот и до дивов добрались… кто следующий? Домовые? Русалки? Водяники? Полевики? Лешие?
– Молли говорила о тенях… там, под Чёрной горой…
