— Но… Альгер же… — Я, мягко говоря, была удивлена.
— Давай ты сама его спросишь? — Шер поморщился. — Надо будет сказать спасибо Альгеру. — Он подхватил несколько упавших на лицо прядок, заправил их мне за ухо.
— Угу, он был очень решительно настроен. Кстати, на что? — Я подумала и неожиданно для себя самой потерлась щекой о шершавую ладонь, даже глаза прикрыла.
— Не знаю, но мне он сказал, что я недостоин тебя, что не заслужил.
— А ты? — Я оказалась крепко прижата за талию.
— Буду заслуживать. — Пальцами свободной руки Шер зарылся мне в волосы, потянул назад, вынуждая запрокинуть голову.
Поцелуй получился пронзительно нежным. И я упивалась им, гася легкую нотку горечи и недовольства, — главные слова так и не были произнесены. Ни им, ни мной. И это было последней связной мыслью, потому как поцелуй становился все смелее. В какой-то момент осознала себя сидящей на узкой столешнице буфета, отчаянно сражающейся с неподатливым ремнем. А потом все смешалось в калейдоскопе ощущений, движений, стонов.
— Ника, прости меня. — Его светлость сидел у моих ног, понурив голову, горестно вздыхал и просительно поглаживал лодыжку.
— Шер? — Я попыталась высвободить ноги, но он уткнулся в колени лбом и продолжал: — Прости меня, любимая! Я подлец, думал, работа — это важно. Но работа не подаст в старости стакан воды! — Он прижался щекой к бедру.
— Шер, я все понимаю, ты занимаешь нужным любимым делом. — Я снова попыталась высвободиться.
— Нет! Мое любимое дело — это ты! А я уделял тебе так мало внимания. Каким я был слепцом. А теперь ты бежишь от меня.
— Шер, прекрати убиваться. — Я гладила обнаженные плечи, наслаждаясь рельефом, и все более недоумевала.
— Нет, выслушай. — Он наконец поднял лицо с лихорадочно блестящими глазами. — Я решил! Теперь только ты! Мы уедем. Поселимся в уединенном домике, там не будет никаких женщин. Я не хочу, чтобы ты ревновала.
— Но я не хочу уезжать…
— Да… я понимаю, любовь моя, ты больше не сможешь мне верить. — Шер вновь уткнулся лицом в колени. Потом вдруг вскочил: — Тогда надо исключить саму возможность…
У него в руках появился клинок. Ну вот откуда он его постоянно вытаскивает? Только вот вместо хищной стали меча в его руках оказался серп.
— Шердан! Нет! — заорала я, когда он очень характерно замахнулся… и проснулась.
В комнате было темно — сочащийся из окон свет отсекала тяжелая штора, которую я притащила, устав от слепящей снежной белизны зимних гор.
— Чего ж ты так кричишь-то? — излишне участливо спросил Мэтиус, заглядывая сквозь стену. Вейшар тоже просочился из соседнего помещения. — И почему, собственно, нет?
— Это только во сне нет, на деле очень даже да, — прокомментировал Вейшар, и довольные призраки втянулись обратно в стену.
Подушка полетела вхолостую. Несдержанный на язык провидец отрицательно влияет на духа башни.
Я потянулась, пытаясь припомнить тающие уже образы сна. Привидится же такое. Как понимать эти нежданные выверты подсознания? Дальше мысли перескочили на завершение вчерашнего бесконечного дня, по телу пробежала сладкая волна. Похоже, Шер донес меня до постели, уложил спать и сбежал. Почему-то я была уверена, что в башне его не найду. Некоторым усилием воли согнала с лица довольную улыбку, обозвала себя безнадежной доверчивой дурой и поплелась к окну — отодвигать штору. Неожиданная находка ждала меня на маленьком столике, приютившемся у дивана. Там лежала записка, придавленная до боли знакомым колечком.
«Не уверен, вспомнишь ли ты, что я говорил, поэтому пишу. Постарайся ни во что не ввязаться до коронации. На главной церемонии в конце декады тебе придется присутствовать как леди Барас. Я за тобой приду накануне».
Чуть ниже шла приписка: «Оно твое!»
На колечко, зажатое в кулаке, я уставилась с подозрением, даже от сообщения о церемонии отвлеклась. Интересно, вот в башне его работа глушится, а как только я выйду — Шер сразу узнает, где я? С другой стороны, на палец не надел, хотя мог бы, спящей-то. Наконец решил довериться?
