защитных оберегов.
Совсем близкое бормотание заставило ночного стражника снова забеспокоиться. Он проверил рукой, на месте ли палица, что висела в петле на поясе, потом вскинул копье, опустил острием вперед, прошел по стене от края и до края, вернулся к костру, решительно швырнул в очаг еще охапку хвороста пополам с камышовыми кисточками. Пламя зарычало, жадно охватывая столь сытную пищу, быстро выросло в рост человека, заливая все вокруг желто-красным светом – и воин внезапно увидел неподалеку от стены двух женщин, молящихся с раскинутыми в стороны руками. Стройную девушку в золотой короне, в коротком меховом платье и высоких сапогах, и могучую женщину, стоящую вовсе без одежды.
Ревело пламя, плясали на поле кровавые отблески, наползали на город неведомые заклинания двух ведьм – а караульный мялся, совершенно не представляя, как поступить в столь странных обстоятельствах? Бить в набат, поднимать тревогу, будить город? Но ведь явной опасности селению нет! Свистеть, звать великого Талоса? Но не прогневается ли могучий бог, что его разбудили без особой надобности? Сбегать к старосте? Однако оставлять свой пост тоже вроде бы нельзя…
– Эй, вы кто?! – подойдя к краю стены, крикнул вниз воин. – Что тут делаете?!
Ведьмы не обратили на вопрос никакого внимания.
Стражник взвесил в руке копье, прищурился, замахнулся… Но бросить не решился, закричал снова:
– Кто вы такие, порождения мрака, и что делаете возле города великой Геры, посреди ее священной дубравы?! Отвечайте, коли не хотите смерти! Отвечайте, или вас покарает великий непобедимый Талос!
Ночные гостьи вдруг замолчали и опустили руки. Подняли головы, одновременно ему улыбнулись и… исчезли, словно и не было их!
– Чур меня… – попятился воин и торопливо нащупал на груди ладанку с заговоренными зубами трех жертвенных буйволов. – Чур!
Он перевел дух, еще раз выглянул наружу и с надеждой пробормотал:
– Нешто померещилось?
То, что проблема рассосалась сама собой, быстро и просто, воина искренне обрадовало. И потому, когда на рассвете пришла смена, караульный даже не упомянул о странном ночном видении. Стражник не догадывался, что ведьмы отнюдь никуда не пропали. Что они стояли здесь, рядом, хищно оценивая будущую добычу. Просто у смертного выдохся оберег – и больше не мог защищать его от наведенного русалкой морока.
Солнце едва поднялось над кронами далекого леса – ворота города уже распахнулись, и трудолюбивые жители устремились наружу. Мужчины с топорами на плечах выводили нагруженных пустыми волокушами лосей, явно направляясь за каким-то грузом, веселые пастушки побежали к дальним выпасам, чтобы сменить товарищей возле обильных стад и отар; отправились к лесу пахнущие цветочным медом бортники, зашагали в сторону грядок женщины.
Невидимая для них Валентина посторонилась, выпуская смертных на работы, затем осторожно скользнула в ворота, с интересом осматриваясь.
Все славянские селения выглядели примерно одинаково: это были большие бревенчатые дома, поделенные внутренними стенами на отдельные секции. В маленьких деревнях с десятью-двадцатью жителями такие дома имели размер шагов этак тридцать на десять, и в них, вокруг жаркого общего очага, ночевала одна или две семьи. В селениях на полсотни человек очагов было уже два, и дома рубились столь длинными, что ими можно было отрезать для хозяйственных нужд целый мыс, выдающийся в озеро или образованный слиянием рек. Больше жителей – длиннее дома. Город с населением в сотни жителей мог огородиться домами-стенами уже со всех сторон, а число обитаемых секций в нем доходило до десятка. Когда счет жителям шел уже на тысячи – дома-стены выстраивались кольцами, одно внутри другого, а хозяин твердыни зачастую жил отдельно от смертных, в своем собственном доме в самом центре города.
В центре сего городка стоял огромный, в рост человека, обелиск из белого мрамора. Судя по острым, еще не истершимся и не обветренным граням – камень совсем недавно откололся от массива и был доставлен сюда специально, с немалыми усилиями.
– Святилище… – догадалась Валентина, вспомнив про обычаи здешних славян поклоняться божественным камням. – Город- храм одного бога. Интересно, какого?
Она делано зевнула и двинулась вдоль стен, заглядывая в двери – тяжелые тесовые у кладовых и амбаров и легкие жердяные, но обтянутые шкурами в жилых комнатах.
Местные славяне устроились достаточно комфортно: полы в их домах покрывал толстый слой лапника и травы, поверх которых были настелены в два-три слоя звериные шкуры. Кабаньи, оленьи, лосиные с жесткой шерстью – вниз; волчьи, медвежьи, овечьи – сверху, мехом наружу.
