Валентина представила себе, как в теплом свете костра утопает обнаженным телом в мягкой овчине, невольно поежилась – и заскользила дальше, сторонясь озабоченных баб, таскающих корзины со свежей, еще шевелящей жабрами рыбой, и молодых девочек, плетущих нити из длинных крапивных жил. В нескольких местах под стенами мальчишки молотили палками солому с непонятными для богини смерти целями.
– Талос, Талос! – В ворота вбежали молодые рыбаки, лохматые и заляпанные чешуей. – Великий Талос, мы видели секача на Кривой отмели!
Почти сразу распахнулась дверь за обелиском, на двор вышел красавчик-бог: могучий, рыжеволосый, в доспехе из начищенных до золотого блеска бронзовых пластин, с бронзовыми наручами и поножами, с короткими сулицами в обеих руках. Единственной странностью в нем оказался цвет кожи. Хозяин селения уродился красным. То есть цветом лица и рук он мало отличался от доспехов на своем теле. Создавалось впечатление, что он весь, целиком, был изготовлен из единого медного слитка.
– Секач! Где секач?! – громогласно вопросил он.
– Лодка ждет, великий, – склонили головы запыхавшиеся рыбаки.
– Ведите!
Мужчины быстрым шагом покинули город, а невидимая смертным богиня смерти, обогнув священный камень, осторожно потянула на себя створку двери, дабы резкое движение не привлекло постороннего внимания, и скользнула в появившуюся щель.
Разумеется, обитель бога выглядела куда богаче, нежели жилища смертных. Пол здесь был не земляной, а из полутеса. Стены закрывала кошма, поверх которой сверкали развешанные тут и там топорики, копья, палицы, щиты и прочие мужские игрушки. Разумеется, в нескольких местах болтались и амулеты, дарящие хозяину иллюзию защищенности. В одном из углов возвышалось застеленное овчиной ложе, возле которого на округлом глиняном возвышении лежала груда углей, наглядно обозначая очаг. Волоконных окон Валентина не заметила. Возможно, их закрывала кошма. За очагом возвышался высокий черный овал – огромное обсидиановое зеркало.
– Вот и ты, – злорадно оскалилась богиня смерти. – Попалось!
Гостья, тихо напевая, прошла пару раз вокруг очага, потрогала ложе ладонью и, убедившись, что оно мягкое, рухнула на овчину, раскинув руки. Закрыла глаза, сладко потянулась:
– Умеют же некоторые устроиться…
Валентина сладко зевнула, прикрыла глаза, плавно утопая в полудреме, однако шум во дворе заставил ее вздрогнуть, поднять веки.
– Какой огромный! Какие клыки! – сливались в единый подобострастный гул восхищенные голоса снаружи.
– Похоже, медный мальчик все же грохнул несчастного поросенка, – поморщилась богиня смерти. – Город предвкушает сытный ужин с пивом и песнями. Где же там Вик до сих пор шляется? Я начинаю скучать.
И в тот же миг над городом наконец-то раскатился тревожный гул набата. Это караульный на стене заметил на севере пять парусов – пять ладей, бодро плывущих по широкой реке против течения, уверенно огибая отмели и мысы.
Жители города на Эльстере никогда не знали настоящих войн. Однако до них много раз доходили слухи о ссорах между богами, порою превращавшихся во взаимные набеги, они помнили о нищих и вечно голодных лесовиках, всегда готовых угнать у речных обитателей их стада, не жалея при этом жизни пастухов, а при случае – увести с собой и славянских девушек. Улыбчивые и бесконечно дружелюбные на словах варяги азартно ловили зазевавшихся людей, чтобы продать в рабство скифам, – только отвернись.
В общем – рисковать не стоило, и потому при появлении чужаков все славяне, находившиеся рядом с городом, спешно прятались под защиту высоких стен, а те, что были далеко, – при звуках набата уходили с открытых мест в тайные схроны, пастухи же угоняли стада на дальние выпасы, а то и вовсе в чащу, где добычу не смогли бы найти даже пришлые лесовики.
Своих-то, местных, славяне зашугали так, что те уж многие поколения обижать соседей не рисковали.
Когда опасность минует – протяжное пение турьего рога о том сообщит без промедления. А коли пение окажется прерывистым, переливчатым – тогда лучше ноги в руки брать да и домой спешно возвертаться. На торг, а то и на шумный пир с заезжими гостями.
К тому мигу, когда пузатые, черные от дегтя корабли приткнулись носами к просторному лугу перед крепостью – на поле, на грядках перед стенами было уже пусто. Славяне толпились на стене, наблюдая, как незнакомцы, выпрыгивая на мелководье через борта, выволакивают ладьи дальше на берег, как сбрасывают товарищам круглые щиты, как расходятся по жнивью, разминаясь
