А из Царьграда победители унесли от силы сундук золотых изделий, немного добротного оружия и что-то из одежды. И все!
Возможно, степняки и славяне просто не умели правильно грабить города. Либо ушлые горожане успели закопать, спрятать, вывезти все самое ценное, забыв по домам лишь всякие мелочи. А может быть, в жилищах ремесленников и корабельщиков просто не имелось никаких особых сокровищ.
Однако теперь дружинники приукрасились, тоже засверкав золотом и самоцветами, перевооружились добротными каменными топориками, ножами и копьями вместо мягких бронзовых и железных, водрузили на головы шлемы, расписали щиты трофейными красками.
Санадал из рода Рахасов не обманул бога войны, и трюмы ладей были доверху набиты всякими съестными припасами. Оставалось только гадать, что он рассчитывал получить за триеры с минойцев, если счел выгодной заключенную сделку.
– О чем ты думаешь, Вик? – спросила нахмурившегося повелителя богиня смерти.
– О математике. Сколько будет двести шестьдесят на триста шестьдесят пять?
– А что должно получиться? – уточнила девушка.
– Если считать, что каждый воин съедает в день по килограмму жратвы, то за год дружина употребит первое число на второе.
– Ты слишком умный для бога войны, Вик, – засмеялась Валькирия. – Будь проще. Триста рыл умножаем на четыреста дней и получаем, что за год вы снямаете примерно сто двадцать тонн жратвы.
– Большая ладья берет на борт двести тонн. Наши средненькие. Допустим, тянут только половину. Сто тонн. У нас два полных под завязку «торговца» и еще по остальным кораблям кое-что раскидано. Получается, мы затарились провизией на три года вперед!
– И какие выводы?
– Да никаких, – пожал плечами Викентий. – Можно спокойно зимовать. У нас все есть.
– Если забыть, что мужики пьют втрое больше, чем жрут, то да.
– Ага! – вскинул палец бог войны. – Спасибо, Валька, учту. Время еще есть.
Ветер изменил богу войны, постоянно дуя либо встречь, либо поперек курса, и корабли двигались на веслах со скоростью пешехода, если не медленнее.
Впрочем, дружинники Одина никуда особенно и не спешили. Несколько раз в день они сменяли друг друга на гребных банках, а потом отдыхали, валяясь на палубе на расстеленных кошмах и шкурах, разглядывали обновки – крепкое и острое оружие, прочные шлемы, странные одежды изо льна и шерсти. Ну, и побрякушки всякие из золота и полированных камней им тоже еще не приелись.
Три дня флотилия добиралась до пролива, еще пять шла по нему на восток: через первую узость, через Мраморное море, потом через вторую узость, замыкаемую великим городом. Величаво повернули в бухту Золотой рог, направились к дальним причалам – в то время как стоящие там корабли, спешно обрубая канаты, отчаливали и на всех веслах мчались к стенам – под защиту лучников.
Солидно, без торопливости, дружинники встали к причалам, выгрузились, сомкнулись в ровный строй: круглые щиты с родовыми знаками воинов – крестами Похвиста, змеевиками Табити, молотами Сварога, – прочные шлемы, высокие острые копья, меховые плащи. Двинулись вперед, развернувшись в трех перестрелах перед восточными воротами – примерно в трехстах метрах.
Дальше повелитель гостей, держа в руках шапку, двинулся в одиночку, остановившись всего в полусотне шагов перед усыпанной стражниками башней. Громко объявил:
– Я есть Один, великий и непобедимый, бог войны! Я следую из теплых морей в родные пределы! Я желаю, чтобы сей город угостил меня пиром, дал мне и моим воинам вдосталь мяса, вина, рыбы и женщин для развлечения, полсотни бочонков вина и ладью дров в дорогу! Если же город откажется, то я возьму все это сам. Времени вам на размышление… – Викентий перевернул шапку, высыпав на дорогу несколько горстей пшеницы, – времени вам дарую, пока птицы не склюют все это зерно! Если к этому времени не начнется пир, то начнется штурм!
– Слава Одину! – оглушительно рявкнула дружина, вскинув к небу копья.
За последнее время она заметно уменьшилась. Однако решимости и мощи в дружине явно не убавилось.
Викентий вернулся к воинам, встал во главе и повернулся спиной к строю. Вытянул из петли уже изрядно помятый боевой молот, взял двумя руками и замер, глядя на дорогу перед башней.