Некоторое время там ничего не происходило. Потом к россыпи зерен спикировал какой-то любопытный воробей. Изумился своему счастью и принялся с азартом клевать отборную египетскую пшеницу. Однако одинокое пиршество продолжалось недолго. Удачу глазастой птахи тут же узрели ее пернатые сородичи. На дорогу спустились еще несколько воробьев. Потом еще несколько, потом появились голуби, сороки, дрозды – и вскоре на дороге началась настоящая куча-мала. Птицы торопливо клевали, толкаясь, раскидывая крылья, напрыгивая друг на друга. В стороны летели пыль и перья, несчастных первооткрывателей быстро выпихнули в сторону.
Но что такое шапка пшеницы для голодной стаи?
Викентий склонил голову набок, глядя, как разочарованные птицы начинают разлетаться в стороны, взмахнул боевым молотом и перевел взгляд на город. Хищно прищурился, оценивая крепость только что отремонтированных створок.
И тут эти створки дрогнули, поползли в стороны. Наружу стали одна за другой выкатываться бочки, толкаемые полуголыми слугами, появились волокуши с дровами и освежеванными бараньими и козьими тушами, носилки с копченой рыбой, плотной стайкой выбежали испуганные девушки в прозрачных льняных накидках, с огромными, растерянно распахнутыми глазами.
На этот раз город тринадцати богов решил обойтись без крови и разрушений.
– Я даже разочарована, Вик! – подошла к богу войны Валькирия. – Только собралась полетать… А как твоя душенька, довольна?
– Я взял Царьград, я обложил его данью… – Молодой человек пожал плечами. – Сбылась мечта идиота. Можно возвращаться домой.
– Да не вопрос! – рассмеялась девушка. – Три тысячи лет на скамеечке подожди, и ты тама.
– А ты? – покосился на нее Викентий.
– А я бы сперва осушила бутылочку «царьградского». Ты за мной поухаживаешь, великий?
– Всегда к твоим услугам, великая!
Разгульный, шумный пир с обильной жратвой, сексом и алкоголем безо всяких ограничений длился до самого утра. На рассвете сонные и уставшие дружинники безропотно загрузились на борта ладей, не забыв прихватить бочонки с вином и изрядное число подружек, и вяло ушли из бухты.
Как заметила Валентина – насильно девушек никто на корабли не гнал. То ли они перепились, то ли решили, что пиры и любовь куда интереснее нудной работы с утра до вечера, сна в тесной клетушке и ночного лапанья сальными старперами. Вряд ли горожане выдали врагу на поругание дочерей из благородных семейств. А жизнь нищих безродных служанок во все времена – не сахар. Так что из полусотни опозоренных во имя общего благополучия девок на берегу осталось не больше полутора десятков.
К полудню флотилия лениво выползла из проливов и повернула на север, пробираясь вдоль берега. Ветер наконец-то переменился, на мачтах взметнулись и выгнулись паруса, палубы наполнились храпом. И только верные своему долгу кормчие ворочали рулевыми веслами, направляя путь перегруженных добычей кораблей.
Прошло десять дней, прежде чем ладьи добрались до устья Днепра и вошли в реку. На том безмятежная жизнь для дружины закончилась – ветер оказался боковым, а выгребать против течения могучей реки шестью парами весел людям банально не по силам. Поэтому путники высадились на берег, забросили длинные канаты на макушки мачт – дабы не провисали и нос сильно не заворачивали, и побрели по хорошо натоптанному бечевнику. Не они первые, не они последние.
Почти сразу неподалеку появились скифы, пытающиеся понять – что за гости на реке? То ли стрелами их засыпать надобно, то ли товар для обмена подгонять. Сомнения рухнули, стоило одному из дружинников поднять щит со змеевиком. Увидев знак всемогущей Табити, степняки сразу признали: перед ними – свои.
Днем флотилия шаг за шагом пробиралась наверх – вечером дружинники разбивали лагерь, разводили огонь, восхваляя мудрость великого Одина, истребовавшего в дорогу корабль с дровами еще в Царьграде, жарили мясо, закусывали курагой и изюмом, пили кислое желтоватое вино. На свет костров подтягивались мужчины из ближних кочевий, присаживались к очагам, слушали рассказы своих сородичей о дальнем походе, о победных битвах, о кровавом веселье дружины Одина в городах и морях, смотрели на богатое, драгоценное оружие, на сверкающие украшения. На нефрит и янтарь, на золото и самоцветы – и каждый день ввечеру, перед сном, к Викентию неизменно подходили по два-три молодых степняка – а иногда и по десятку! – почтительно кланялись:
– Великий и всемогущий Один! Дозволь и нам вступить в твою дружину. Мы станем верными, храбрыми и послушными воинами. Поверь нам, великий Один! Возьми нас с собой в свои походы!
По устоявшемуся ритуалу Викентий осушал золотой кубок вина, вставал и клал руку добровольцу на плечо, твердо смотрел ему в глаза:
