спасают тебя от любого колдовского воздействия и даже от чар богов. Но только не от моих!
Он щелкнул пальцами, и поперек кузни внезапно появилась бревенчатая стена. Щелкнул – пропала. Рассмеялся, щелкнул пальцами обеих рук – и Матвей оказался в тесном срубе без окон и дверей. Правда – достаточно светлом, чтобы различить сбитые в лапу углы и сучки толстенных сосновых бревен.
– Кручу, верчу, запутать хочу, – послышался голос колдуна, и стены вокруг пленника действительно закружились, но почти сразу замерли. – Где выход?
Матвей задумчиво потер подбородок, коснулся пальцами влажных стволов.
– Я могу обмануть твое зрение, – прозвучало совсем рядом. – Я могу обмануть твой слух и твое осязание. Но никто и ничто не в силах обмануть твой дар… Не верь глазам своим! Где выход?!
– Это иллюзия… – пробормотал Матвей. – Просто иллюзия.
Он резко навалился на одну из стен, отступил, навалился всей массой на другую – и оказался в кузне рядом со Степаном. Тот разочарованно покачал головой:
– Ты слишком сильно доверяешь своему разуму, знаниям и интеллекту, – гость постучал себя пальцем по виску. – А должен полагаться на чувства. Где выход?
– Какой еще выход? – не понял бог-технолог, сделал пару шагов в сторону открытого наружу проема и… неожиданно врезался с разгона в прочное препятствие.
– Не верь глазам своим! – хмыкнул синий колдун.
Матвей попытался ощупать стену, понять, во что уперся – но та неожиданно укололась.
– Не верь глазам, не верь осязанию, не верь слуху, – напомнил Степан. – Положись на свой дар! Не смотри на мир вокруг. Почувствуй его нутром!
– Понятно. Мой дар, это что-то вроде поноса, – отступил помощник Сварога. – Ощущается слабостью живота.
Он уткнулся ягодицей в какой-то твердый угол, замер, отвел назад руку, провел по горячей шершавой поверхности. Понял, что притерся к невидимому горну, прикинул, где дверь, повернулся и вдоль печи решительно вошел в стену, прячущую вход в дом – пробил собой морок и толкнул створку.
– Для начала неплохо, о великий, – пожал плечами, глядя ему в спину, колдун. – Мы научились не верить иллюзиям. Первый зачет сдан на «хорошо».
Однако Матвей его не услышал. Он шагал через темноту знакомого до мелочей коридора. Через пятнадцать шагов поднялся по лестнице, повернул и вскоре оказался у себя.
– Ну наконец-то, бог мой! – радостно кинулась к нему жена, крепко прижалась к широкой груди. – Темно уже за окном, а тебя все нет и нет!
– Пара вопросов возникла, Зорюшка моя, – пригладил кудри молодой женщины помощник Сварога. – Теперь все, спать.
В слабом свете двух масляных ламп цвета растворялись, и волосы Заряны превратились из рыжих в черные, платье стало серым, равно как постель, стол, угощение на нем. Крынка с едким реповым квасом, немного копченой рыбы, какие-то овощные ломтики, плохо различимые в полумраке.
– Кушать станешь?
– Конечно!
За четыре прошедших года Заряна так и не привыкла к такой невероятной роскоши, как собственная горница, своя постель, возможность поужинать наедине с любимым за отдельным столом, и каждый вечер радовалась сей возможности, как ребенок:
– Так садись, любый мой! Дозволь ковш тебе наполню. Ныне я окуней у ключницы взяла, да огурцы свежие наросли. Ты кушай, кушай! Весь день в бегах да хлопотах. Замаялся, верно… – она опустилась напротив, преданно глядя мужу в глаза.
– Сама-то поешь, родная моя.
– Я сыта.
– Попробуй, какая рыба вкусная. Прямо тает на губах… – почти разделав пахнущую дымком тушку, Матвей отломил кусочек, протянул жене.
Из его пальцев Заряна угощение приняла.
Придвинувшись, молодой бог дал ей еще кусок, потом третий и, наклонившись, поцеловал в близкие солоноватые губы. Подхватил на руки и понес к постели.
Затрещав, одна из ламп вдруг густо закоптила, пару раз мигнула и погасла. В ней закончилось масло.
Матвей заторопился, расстегивая пояс, стягивая платье с Заряны, избавляясь от обуви, куртки.