простой деревянный гроб, а сержант Экстон вывел под руку жену Вилли, которая рыдала и рвалась к гробу.
Мое сердце мгновенно заледенело, а ноги отнялись. Я невидящим взглядом смотрел на людей, которые пошли за повозкой, везущей гроб. Это не могло быть просто чьей-то глупой шуткой. Похоже, и правда произошло непоправимое, истинным виновником которого был только я.
Заметив хмурого инспектора и сержанта, идущего рядом, я стиснул челюсти с такой силой, что заболели зубы.
– Эй, парень, иди сюда! – Сидя в повозке я позвал крутящегося неподалеку мальчишку лет шести и, когда его чумазая мордашка показалась рядом, протянул ему монету в два пенни. – Вон, видишь здоровяка рядом с повозкой, того, который лучше одет? – показал я ему на инспектора.
– Да, мистер, – закивал он головой.
– Подойдешь к нему и скажешь тихо, чтобы вспомнил записку и молча шел за тобой.
– И все? – удивился он.
– Да. Проведешь его через вон ту подворотню. Я там буду вас ждать. Сделаешь – получишь столько же, понял?
– Конечно, мистер, сейчас все будет сделано! – Он засунул монету за пазуху и вприпрыжку поскакал к процессии. Я проследил, чтобы он в точности выполнил то, что я сказал, и увидел, как инспектор под недоуменными взглядами людей последовал за мальчиком.
– Трогай, – приказал я извозчику, показывая рукой место, – вон там встанешь.
– Слушаюсь, сэр.
– Эй! Рэдж! Ты что себе позволяешь! Тебя все ищут, тайная полиция с ног сбилась, перетряхивая все притоны в округе, – едва меня увидев, возмутился инспектор, хотя было видно, что он рад встрече.
– Потом, Дрейк, – отрезал я и обратился к извозчику: – Мистер, погуляйте неподалеку.
Едва извозчик открыл рот, как я дал ему крону, его рот захлопнулся, и он слез с козел и отошел от повозки, держа ее в поле зрения.
– Ты меня пугаешь, Рэдж. – Инспектор тревожно на меня посмотрел.
– То ли еще будет, – хмуро сказал я и просто стал вываливать на него всю имеющуюся у меня информацию.
Вначале он пытался прервать меня, что-то сказать, но потом просто молчал и слушал.
– Когда вчера он не пришел, я понял: что-то случилось, и сегодня поехал к его дому, – закончил я, сгорбившись, – так что, похоже, смерть Вилли на моей совести. Я не верю в такие совпадения.
Он сидел молча, только гуляющие желваки на скулах выдавали его состояние.
– Даже ругать тебя не за что, – тихо сказал он, когда мы молча просидели несколько минут, – все было продумано, и даже меня ты смог использовать в своей комбинации.
– Я не думал, что так выйдет, – жалобно протянул я, – а если и правда его убил сержант? Вилли ведь за ним пошел следить! Да и бандиты в доме были тоже в то время, что я назначил ему.
– Значит, так, – принял он решение, стукнув кулаком по руке, – мы не знаем точно, кто еще работает с ним, поэтому информация сейчас дальше нас не пойдет. Но поскольку у меня лучше поставлена сеть информаторов, чем твои халявщики-беспризорники, то я займусь этим сам. Также свяжусь с твоим директором и все улажу. Если, ты говоришь, он пригласил тайную полицию, то верить ему, похоже, можно. Теперь и я понимаю, почему они примчались вскоре ко мне, едва не вынув душу, вызнавая, почему я три часа назад был в том же доме, что и пойманные бандиты. Твое отсутствие и правда переполошило всех вокруг – надо успокоить эту волну. Я даже не представлял, что ты у нас такой популярный.
– А мне что делать?
– Езжай туда, где был, и не высовывайся, пока я не позову тебя. Мне адрес скажешь, я приду, когда подготовлю ловушку.
Он помолчал, а потом зло сказал:
– Джеймс, Джеймс, говоришь, выиграл часы в карты…
– А жена у него поправилась? – внезапно вспомнил я, что он давно ходит с полной душой, хотя раньше она была пуста больше чем наполовину.
– Я не знаю, – со стыдом признался Дрейк, – но он давно не занимал у меня денег. Я поэтому и подумал, что все стало хорошо. Ладно, Рэджинальд, езжай и не показывайся пока никому на глаза. – Он встал и хмуро посмотрел на меня: – Не могу сказать, что ты был не прав, но после проверки мог бы и со мной поделиться своей информацией.
– Я не был уверен на сто процентов, а теперь вот… Вилли. Что с ним случилось? Убийство?
– Да, один удар в сердце, – кивнул он, – ни свидетелей, ничего.
