мальчишеского упрямства – ответил ему той же монетой. Некоторое время пленник и тюремщик играли в молчаливые гляделки, пока наконец амэнец, сделав какие-то известные лишь ему выводы, тихо хмыкнул и, отведя глаза, загремел в замке ключами. А после, дождавшись, когда младший оставит свою ношу в камере, произнес:
– Ступай теперь – далее я сам управлюсь.
Юнец открыл было рот, намереваясь, очевидно, что-то возразить, но, посмотрев на строгое лицо старшего, так ничего и не сказал, а, покорно склонив голову, поспешил уйти. Тюремщик же, дождавшись, когда шаги молодого стихнут во тьме коридора, подошел к Ставгару вплотную и, устроившись возле него на корточках, произнес:
– Обед твой подождет немного, а пока я тебя осмотреть должен.
– Лучше цепи ослабь, – прохрипел в ответ Ставгар, но амэнец лишь отрицательно мотнул головой.
– Пока нет. И не потому, что я боюсь, что ты мне навредить сможешь, а потому, что ты к лицу сразу потянешься и, чего доброго, лишь хуже себе сделаешь. Нос-то тебе глава, конечно, вправил, но чтоб все поджило, время нужно.
Хотя сказано это было вполне миролюбивым тоном, Бжестров вскипел:
– Может, мне ему за это еще и в ножки поклониться? Или сапоги расцеловать?
Но пожилой «карающий» на этот злой шепот даже бровью не повел, заметив как бы между делом:
– За это – не надо, а вот за то, что тело колдуна твоего поживой для ворон не стало, поблагодарить бы стоило.
При этой новости вся затмевающая разум Бжестрова злость куда-то испарилась, и он только и смог, что выдавить из себя едва слышное:
– Кридич… Как он погиб?
– Не от нашего оружия. – «Карающий» не торопясь вытащил из-за пазухи чистую тряпицу и, щедро смочив ее холодной водой из кувшина, прижал ткань к переносице Бжестрова. – Сердце у него стало почти сразу, как ты в западню нашу угодил. А его ратники как смекнули, что глава их преставился, отступили к холму да копьями ощетинились, тело охраняя. На предложение же сдачи ответили, что сложат оружие лишь в том случае, если нескольким из них будет позволено уйти с телом своего Владетеля в Крейг, дабы похоронить его, как подобает.
– А Остен? – Вначале Бжестров хотел было оттолкнуть незваного лекаря, но от холодного прикосновения ткани действительно стало легче, и молодой Владетель счел за лучшее потерпеть. «Карающий» же, словно и не замечая его душевных метаний, неторопливо продолжал:
– Наш глава отпустил их. Всех. Но если ты думаешь, что твои выжившие ратники тоже остались на свободе, то ошибаешься. Их каменоломни ждут…
– Как и меня?
Лицо тюремщика на мгновение дрогнуло, но вместо ответа на вопрос Ставгара он лишь встал и ослабил сковывающие руки пленника цепи.
– Коли хочешь говорить разборчиво, а не гнусавить и хрипеть, тряпицу к лицу прикладывать не забывай. Холод для тебя сейчас – лучшее лекарство… Кашу я рядом поставил, дотянешься. Вечером еще принесу.
Произнеся такое напутствие, «карающий» вышел из камеры, глухо щелкнул замок, и Ставгар вновь остался один.
К вечеру небо затянули тяжелые, несущие с собою дождь тучи, и нанесенная Ставгаром рана тут же разболелась с новой силой, но Олдеру мешала спать отнюдь не она – растянувшись на кровати, тысячник задумчиво крутил в пальцах серебряный полтовник на простом шнуре, который снял с шеи Бжестрова, пока крейговец пребывал в беспамятстве. Тот самый оберег, что отвел беду от дерзкого Владетеля в их прошлую встречу.
В оплетших монету чарах не было ничего особо сложного или хитроумного, да и сил у сотворившего оберег Знающего было не в пример меньше, чем у самого Остена, но тысячник, и сам не зная почему, с завидным упорством разбирался в наслоении людских отпечатков. Вот след самого Ставгара – чувствовалось, что он чрезвычайно дорожил своим оберегом. Вот крохи силы колдуна, обновившего защитные плетения. А вот и след создателя… Вернее, создательницы оберега: ласковый, теплый свет разливается под пальцами, и вгрызающаяся в плоть боль отступает… Лесовичка!.. Но как она может быть связана с Бжестровом?
Все еще не веря до конца своему открытию, Олдер достал из кармана отобранный у Бжестрова же платок, который тоже нес на себе следы ворожбы, а потом вытащил из-за пазухи по сей день носимую рядом с сердцем вышивку чертополоха. Медленно провел чуть подрагивающими пальцами над разложенными на груди предметами… И последние сомнения развеялись как дым – оберег Ставгару сотворила лесная отшельница. Причем не просто сотворила, а вложила в создаваемую защиту душу – такое чародейство за деньги не купишь!
От этой мысли изливаемый оберегом, видимый лишь для тысячника свет словно бы потускнел, а под сердцем Остена в тот же миг
