Дейлок намеревался пристроить как можно лучше… Но сейчас в комнаты дочери Миртена привело не отцовское тщеславие, а дела, и он, ещё раз взглянув на Ириалану, спросил:
– Я давно хотел узнать… Как тебе Олдер, дочка?
Ириалана, не отрывая взгляда от зеркала, поправила волосы:
– Если он нравится тебе, то приятен и мне, отец.
Дейлок же отпил из поднесённого ему служанкой кубка и усмехнулся:
– Я знаю, что ты образцовая дочь, моя красавица, но сейчас я хочу услышать, что ты думаешь о своём женихе?
В этот раз молчание несколько затянулось – задумавшись, Ириалана даже нахмурилась, но потом всё же произнесла:
– Остен нравится мне больше, чем Гейбер. Тот постоянно потел, да и ладони у Гейбера были мокрые и липкие, а когда он целовал мне руку, то всегда её слюнявил…
– Стоп, – услышав о Гейбере, Дейлок тут же предостерегающе поднял ладонь, остановив речь дочери на полуслове, и произнёс: – Ириалана, доченька, – запомни. Гейбер никогда не был твоим женихом… Да ты и не говорила с ним ни разу!.. Нас ничего не может связывать с тем, кто навлёк на себя немилость Владыки!
Услышав эти слова, Ириалана слегка побледнела, но уже в следующий миг опустила голову и послушно прошептала:
– Я поняла, отец…
Отец же на эту покорность ответил улыбкой:
– Я никогда не сомневался в твоём здравомыслии, Ири…
Девушка вновь подняла опущенный долу взгляд – она всё ещё была бледна – похоже, известие о Гейбере взволновало её не на шутку:
– Отец, нам ведь ничего не грозит?.. А если кто-то скажет, что мы… Что я… – пытаясь придумать, как высказать свои опасения, не потревожив при этом запретного отныне имени, Ириалана замолчала, а Дейлок встал из кресла и подошёл к ней. Ласково потрепал её по плечу:
– Всё хорошо, Ири, – Остен защитил нас от княжеской немилости своим сватовством… Но ты, рыбка моя, так и не сказала, что о нём думаешь?..
Ири вздохнула, чуть прикрыв глаза: разлившаяся было по её лицу бледность была не случайна – о том, что может ждать красивых девушек из попавших в опалу семейств, в Милесте шептали всякое… Например, то, что девицам, которых заставляли принести обет полного служения Малике и навсегда запирали в храмах, на самом деле ещё везло, ведь тех юниц, которые исчезали в княжеской допросной, не видел уже никто и никогда… Даже тел не находили…
А потом мысли Ири метнулись совсем в другую сторону, и она, коснувшись руки отца, произнесла:
– Олдер… Он неплох, но грубоват, и если его плечо действительно перестаёшь замечать, то обветренная кожа на лице никуда не девается. Остен чёрен, точно смерд, работающий в поле…
Дейлок на эти обвинения тихо хмыкнул и, поцеловав дочь в затылок, сказал:
– Деточка моя, Остен – воин, а на войне не берегутся от солнца и ветра и не миндальничают с врагами. Если бы твой жених вёл себя иначе, то не стал бы даже сотником… Впрочем, для двора ты вполне можешь его обтесать…
Ири нахмурилась и вновь посмотрела в зеркало, пытаясь поймать взгляд стоящего за её спиной отца. Дейлок же, встретившись с ней глазами, ответил дочке лукавой улыбкой:
– Остен не интересуется двором, и, на мой взгляд, совершенно зря. Но ты можешь придать его мыслям верное направление…
Ири, размышляя, вновь нахмурилась:
– Я не понимаю, отец…
А Дейлок, внезапно посерьёзнев, спокойно сказал:
– Очень просто, Ири. Власть женщины – в спальне. Вкладывай в уши своего будущего супруга необходимое тогда, когда он, насытившись ласками, обнимает тебя, и Олдер, даже если и будет поначалу упрямиться, со временем во всём согласится с тобой…
Этой премудрости и другим женским хитростям тебя должна была научить мать, а не я, но, к сожалению, её уже нет с нами восемь лет… Так что я приставлю к тебе Гердолу…
Ири, услышав имя старой служанки матери, немедля сморщила очаровательный носик.
– Она же страшная, папа… Сморщенная вся и неповоротливая!..
Но Дейлок на очередной каприз дочери лишь отрицательно качнул головой.
