жалобы или недовольства, не задавая тысячи вопросов? И наконец, отчего мне рядом с ним хочется петь, так хочется, что трудно удержаться от простецких незатейливых мелодий песенок, подслушанных мной вечерами в гареме?
Агилар, прижимая меня к себе, тихо прошептал:
И вдруг:
выехал из наступающей темноты старик на маленьком лопоухом ослике.
– Дервиш! – зарычал Агилар, накрывая меня собой и пряча от посторонних глаз. – Ты слишком много на себя берешь!
– Слушай то, что внутри тебя, – не обратил внимания на разъяренного мужчину старик. – Только с этим ты можешь жить!
– Это моя женщина! – рявкнул Агилар, приподнимаясь. – Она моя и моей останется!
– То, что имеем, не храним, – сказал мудрый старик и растаял. Ветер донес слова: – А потерявши – плачем.
Не знаю, что именно так подействовало на Агилара: то ли угроза другого мужчины, то ли невнятное предупреждение, но стоило старцу покинуть нас, как он накинулся на меня, словно ястреб на ласточку…
Нет, в этот раз Агилар не рвал на мне одежду, не хватал меня, как голодный хватает хлеб. Это был хищник, но хищник полусытый, ради удовольствия играющий со своей жертвой. А значит, опасный вдвойне.
Он развернул меня к себе лицом, подул на мои прикрытые веки и отодвинулся на шаг:
– Милая…
Когда Агилар провел своей рукой по моей груди, у меня подкосились ноги. Причем он ничего особенного вроде и не делал – просто стоял напротив и пристально смотрел, пока его рука плавно двигалась по моему телу.
– Сегилим…
Энергия страстного, безумного желания фонтанировала та-ак… все вокруг пропиталось этим золотисто-алым маревом. И если раньше я от Агилара ее получала ощутимо, то теперь – безумно много, целый океан! Захлебнуться можно.
– Нафасим…
Яркое, сильное, какое-то необычное чувство в груди мужчины, стоящего напротив, разгоралось, действуя на меня почище любого афродизиака или наркотика.
– Исталган…
Я видела по зрачкам, что у него тоже кружится голова. Замечала слегка дрожащие пальцы, сжатые мучительным пароксизмом дикого желания губы, напряженные скулы… Другой бы уже со стоном вколачивался в податливое женское тело. Но не Агилар.
Этот мужчина был силен, очень силен. Единственный из всех, способный соперничать со мной. Даже умирая от скручивающего все тело сильнейшего желания, он продолжал властно играть с жертвой, не то дисциплинируя себя, не то наказывая. Действительно силен.
И уже полностью мой раб, хотя до сих пор сам себе так и не признался.
Он достал с пола запечатанный кувшинчик и плеснул в крошечную фарфоровую пиалу знакомой розовой жидкости:
– Пей!
– Нет. Мне не нужно быть одурманенной, чтобы желать тебя. И тебе не нужно.
Агилар молча перелил сладкий дурман обратно.
– Хорошо. – Улыбнулся опасной для женских сердец улыбкой. – Поиграем?
Ну что ж, играть так играть. Я облизнула язычком пересохшие губы и на полшага приблизилась к одомашненному хищнику.
Мужественность этого человека вызывала прямо-таки наркотическую зависимость. Я втайне улыбнулась: ты мой, воин, давно мой! Со всеми потрохами. До кончиков ногтей мой. И я докажу тебе это!
И опять невесомое поглаживание подушечками пальцев вдоль позвоночника с заходом на бедра. Ниже, ниже… Звучный стон, полный страдания, совмещенного с удовольствием.
Опять мои руки поднялись выше. Тело невольно подается за моими пальцами, кожа, реагируя, движется под ними, словно пугливый конь под рукой хозяина.
Дыхание Агилара звучит часто и отрывисто, он прикусывает губу, но хриплый стон все равно рвется наружу:
– Амариллис!
Вскоре мы уже не держались на ногах, но, подстрекаемые собственной гордыней, даже опустившись на колени, соревновались – кто сдастся первый.
