руку:
– Повремени, дорогой Анастас. Мне нужно.
Микоян понимающе кивнул и сел.
Сталин взял лежащий рядом с ним на столе колокольчик, позвонил. Сразу же появились четверо младших офицеров МГБ: трое везли тележку с куском той самой мраморной колонны, четвертый нес золотой пенал со шприцем. Они поставили колонну рядом со Сталиным, положили на нее пенал и вышли, увозя тележку.
Сталин взял пенал, достал золотой шприц, ампулу и, как всегда, изящно уколол себя в основание языка. Гости опустили глаза.
– Прошу тебя, Анастас. – Сталин положил футляр со шприцем на колонну.
Микоян встал с бокалом красного вина:
– Друзья, я хоть и восточный человек по крови, но никогда не умел говорить тостов. Отсюда вывод – никакой я не восточный человек, а типичный неромантический москвич и к тому же 1-й зам. пред. Совмина по совместительству.
Все засмеялись.
– Так вот, этот москвич с восточной кровью давно уже обратил внимание на один любопытный факт. – Микоян с лукавой улыбкой посмотрел на сидящих. – Каждый раз, когда товарищ Сталин говорит о…
Вдруг от глыбы отломился солидный кусок льда и с грохотом обрушился в поддон. Гул от загудевшего поддона поплыл по залу.
Все притихли. Микоян стоял с бокалом в руке.
– Будто колокол вечевой, прости господи… – перекрестился Герасимов.
– Товарищ Берия! – позвал микробиолог.
Берия встал, подошел к глыбе, глянул. На месте отвалившегося куска виднелась часть ноги замороженного.
– Что там, Лаврентий? – спросил Сталин.
– Показалось колено этого бастарда. – Берия наклонился поближе.
– Товарищ Берия, лучше руками не трогать, – предупредил микробиолог.
– Стоит посмотреть? – спросил Сталин, с наслаждением потягиваясь.
– Пока ничего интересного, – выпрямился Берия и повернул свое умное лицо к микробиологу. – Сколько ждать еще?
– Лед рыхлый, товарищ Берия, часа через два должен отпасть.
– Через два? – услышал Сталин.
– Через два, товарищ Сталин, – поправил очки микробиолог.
– Что ж, – потрогал свои стремительно розовеющие щеки Сталин. – Тогда, парни, подавайте горячее.
Слуги в кумачовых рубахах, стоящие неподвижно у стен, сорвались с мест, скрылись в дверях.
– Можно мне взглянуть, товарищ Сталин? – встал Толстой.
– Мы все посмотрим, товарищ Толстой. Когда по-настоящему будет на что. Садитесь, пожалуйста. Анастас, извини, что тебя снова перебили. Мы слушаем тебя, mon ami.
– Да у меня как-то… весь запал вышел! – засмеялся Микоян.
– Мы понимаем тебя, дорогой. Это крайне неприятно, когда перебивают, – качнул головой Сталин. – Мой покойный отец никому этого не прощал. Скажи просто – за кого нам пить?
– За правду.
– Превосходный тост! – неожиданно громко воскликнул Сталин, вскочил с места и пошел к Микояну. – За правду! Великолепно, Анастас! Просто великолепно! За правду! Превосходно!
Он трижды расцеловал Микояна в его гладкие желтые щеки, щелкнул пальцами:
– Шампанского! Непременно шампанского! За правду! Пьем за правду! Господи! – Сталин прижал ладони к пылающим щекам. – Многие годы, даже десятилетия я мучительно ждал, чтобы кто-то из вас хоть раз произнес этот простой, как плач ребенка, тост. Хоть кто-нибудь, хоть раз! Один-единственный раз!
Он замолчал и быстро прошелся вдоль стола. Все смотрели на него. Слуги, подошедшие было к серебряным ведеркам с бутылками шампанского, замерли. Слышно было, как шуршит каменный пол под подошвами узконосых ботинок вождя да часто капает в поддон талая вода.
– Правда… правду… ничего, кроме правды… – задумчиво произнес Сталин. – Сколько людей сидели за этим столом. И ведь не простые люди. Советская элита. Сливки общества. И ни один из них ни разу не додумался поднять тост за правду.
