– Ты чего, полоумный, и так еле ребра целы остались.
– Да ну тебя! – Арэн отпустил карманника, но напоследок припечатал кулаком его плечо. Радость оттого, что прохвост жив, придала оптимизма. – Что с рожей у тебя?
Раш тронул себя за щеку, поморщился, точно выпил кислого вина. Нехотя – это читалось в каждом его движении и каждой дрогнувшей мышце на лице, – рассказал, как встретился с каким-то проходимцем.
– Где Миара и тот черный боговер? – спросил Раш, когда закончил свой короткий рассказ. – Только не говори, что Миара снова валяется в чьих-то объятиях вдрызг пьяная.
Как раз, когда Арэн собрался сообщить товарищу неприятную весть, их перебила Хани.
– Нам нужно поговорить, Раш.
– Прости, – нишан занял свое место слева от Хани. – Я теперь ей служу.
– Он мой кетельгард, – неожиданно жестко сказала северянка. Как будто хотела раз и навсегда обозначить свое право на этого проходимца.
– Наверное, на то была веская причина, – ответил Арэн.
Возня на побережье между тем все нарастала. Кромки земли, зажатой между скалами, не хватило, чтоб дать приют всем драккарам, потому северяне с кораблей, которые подходили последними, добирались до берега на небольших плотах. Они шумели, ругали погоду и рассказывали, как море едва всех не погубило. Дети, слушая байки, пугались и прятались за материны юбки, взрослые сельчане воздавали хвалу Снежному, что отвел напасть.
В конечном итоге, когда большая часть воинов покинула драккары, Арэн увидел, что воинство северян не так уж и велико. Помянул Хаос и попросил послать им благословение, когда дело дойдет до битвы. Впрочем, северяне привезли с собой лошадей – лохматых и крепко сбитых, сноровистых и возбужденных не меньше своих хозяев. Животные, только попав на берег, начинали громко ржать и буквально рвались с поводьев.
– Поглядите-ка, нынче девчонка стала фергайрой, – раздался совсем рядом голос Лумэ, который постоянно крутился рядом с Арэном.
– Впредь не советую называть ее девчонкой, – погрозил ему пальцем дасириец. – За такие слова тебе запросто голову отхватят, хоть ты и мал, и жизни не видел. Лучше скажи, кто те двое?
Арэн указал сперва на крепкого северянина, что всюду следовал за Хани, а после на второго, похожего на него как две капли воды. Дасирийца удивляло не столько отсутствие у этих двоих бород, сколько их почти обнаженные торсы, покрытые руническими шрамами.
– Шамаи, – почему-то шепотом ответил пацаненок, шмыгнул носом, не сводя глаз с обоих. – Первый раз их вижу. Сказывают, что шамаи больше уже и нет. Отец говорил, перевелись воители Севера. А эти… настоящие.
Арэн чувствовал благоговение в голосе Лумэ. Что там Миара рассказывала про шамаи?
Харст бы все подрал, и как он мог забыть?! Нужно будет разобрать завал в горах и перебраться на ту сторону. Вдруг еще кто- то выжил? Сколько же времени прошло? Несколько дней или больше? Точно – больше, уже третий день, как он привел деревенских на побережье.
К нему подошел один из северян, которых Арэн заметил среди норенов Хани. Крепко сбитый, с глазами, в которых ума больше, чем жажды крушить и убивать.
– Берн, – назвался он. – А ты, стало быть, Арэн из Шаам? Белая сьера говорила много хороших слов о твоей отваге. Как по мне, – он окинул его взглядом с ног до головы, – слишком много. Никогда не был в дасирийских землях. У нас говорят, что воины Дасирии ходят все сплошь в железных панцирях и что их ни меч не берет, ни топор.
– Ну, полностью или нет – вопрос спорный, – улыбнулся Арэн, продолжая думать о своем. – А вот что меч не берет – враки. А не то бы тогда уж везде только одни дасирийцы и были, до самой шаймерской пустыни.
– Еще у нас говорят, что как только ваши младенцы-мальчики научаются ходить, их ставят на пол между мечом и мотыгой. И тем, кто выбирает мотыгу, тут же отнимают мужские причиндалы и определяют в скотоводы.
Арэн, как ни старался сдержаться, залился хохотом. Северянин озадаченно оглаживал бороду, и дасириец поспешил объяснить, что ничего такого в его землях нет. И всякий, кто не раб, может заниматься тем, что ему по душе – хоть скот разводить, хоть пашню возделывать, хоть с мечом упражняться.
– Если только воины будут девок оприходовать, тогда через десяток лет некому будет воевать, – снова хохотнул дасириец.
Берн разошелся улыбкой во все лицо.
– Шараши! – разнеслось вокруг громогласным эхом. – Шараши! Идут по наши души!
