Катарина подошла к Безликому, ласково, как ребенка, потрепала его по волосам: в них, будто обкромсанных самыми тупыми во всем Тареме ножницами, застряли иголки дасирийских голубых сосен. Как она ни настаивала, мальчишка напрочь отказывался пользоваться услугами ее цирюльника и портного, оттого и выглядел всегда одинаково неопрятно. Таремка понимала его опасения – предавший своих братьев, Безликий был обречен на вечный страх схлопотать удар исподтишка. Потому-то и не подпускал к себе никого, кто держал в руке бритву, ножницы или портняжные иглы.
– Хочешь, чтоб спустил с него жир? – не открывая глаз, спросил мальчишка.
– Не для того я просила тащить эту свинью в Тарем живой, – она шепнула это прямо ему в ухо. – Выполнишь еще кое-что для меня?
– Все, что прикажешь, моя госпожа.
Видя, что дасирийца их перешептывание заставляет волноваться, леди даро-Исаэт вернулась к гостю. Насморк и резь в глазах были плохими предвестниками начинающейся простуды. Глупо было вести разговоры здесь, далеко от тепла камина. Пора заканчивать, пока она окончательно не продрогла.
– Тебе придется поехать в Северные земли, Безликий отправится с тобой. Я доверяю ему рунный камень-ключ.
Бывший советник исподлобья покосился на мальчишку, определенно недовольный, что придется снова терпеть неприятную компанию, но в этот раз ему хватило ума помалкивать.
– Поедешь в Берол, найдешь там храм Хаоса. Я знаю, что раньше кобелек служил советником у военачальника Первой руки Драата и хвалился, что его бастард. Но чем-то прогневил папашу и был отослан на край Эзершата с глаз долой.
– Все дасирийцы через одного хвалятся, что Драатовы щенки, – неуверенно предупредил Саа-Рош.
– И лишь у одного на морде папашкина пятерня, – закончила Катарина. – Мне было сказано, что видно три пальца из пяти.
Толстяк закивал.
– Как отыщешь – делай, что хочешь, но заставь его признаться. И не стесняйся просить Безликого, он и немого разговорит.
– Все исполню как велишь, госпожа.
– Для твоего же блага, советник, – не сваляй дурака, – погрозила она.
После, кликнув стражу, велела сопроводить гостя в круглый трапезный зал. Когда в саду остались лишь они с Безликим, мальчишка бросил прикидываться спящим и, стоило Катарине присесть на скамью, устроился в ее ногах.
– Моя госпожа так добра, – сказал он печально. – Этому борову не мешало бы вспороть брюхо за дерзость.
– Он мне нужен, Безликий. Мне и всему Тарему. Если хочешь, чтобы всходы были крепкими, их нужно как следует удобрить каким-нибудь дерьмом. Чистоплюйство, мой дорогой, нынче роскошь.
– Ты бесконечно мудра. – Мальчишка положил голову ей на колени. – Будут ли для меня особые указания?
– Проследи, чтоб толстяк не распустил язык. Я очень дорожу секретом, и мне не с руки, чтоб кто-то узнал о нем раньше срока. Тем более нельзя допустить, чтобы весть достигла императорского замка. Когда найдете кобеля Фарилиссы, делай, как сочтешь нужным. Только помни – он должен остаться при языке и при памяти. А теперь ступай. Вам скоро в путь. Поешь как следует и возьми у казначея столько, сколько нужно на дорогу и прочие расходы. И можешь не скромничать.
Мальчишка молча поднялся и растворился в дверях. Катарина знала, что он не возьмет ни единой лишней монеты. Он был убийцей, а не вором. Кровавой гончей, которая, однажды взяв след, уже никогда его не бросит, пока не пустит жертве кровь. К тому же здесь, в Замке-на-Пике, у бывшего брата Послесвета было все, чего он желал: кров, крыша над головой, еда и множество грязных развлечений для его кровавого ремесла. Катарина никогда не держала в черном теле тех, кем дорожила и чьими услугами пользовалась. Лишь сытая и обласканная собака никогда не предаст хозяина.
Миара
– Пекло, как в печи у харстов.
Северянин прикрыл ладонью рыжую бороду из пяти косиц и плюнул на камни. Миара успела запомнить, что остальные звали его Хромым. Он и правда припадал на правую ногу, что не мешало ему весьма бойко идти по каменистой земле. За ним следовали двое, возрастом помоложе: один с головой, налысо бритой, с бородой, заплетенной в три косы; другой светловолосый и кривоносый.
