Раш
Раш принюхался. Ветер с юга принес густой аромат копченого окорока, щедро приправленного запахом костра.
Карманник не зря устроился на ночлег неподалеку от спуска с вершины – тонкой тропы, намного круче тех, по которым они с северянкой взбирались на последнюю третью гряду холмов.
Позади, у подножия гряды, раскинулась снежная пустошь, такая белая, что лунной ночью светилась мириадами искр. Редкие кедры-охранники да небольшая полоса остроконечного соснового леса нарушали гармонию одиночества северных просторов. Нигде ни огонька, ни случайного путника, ни разбуженного голодом зверя.
Но нюх никогда не предавал Раша.
Он украдкой оглянулся на Хани: девчонка, как ни хорохорилась, уставала и спала крепко, всегда свернувшись в какой-то нечеловеческой позе с коленями чуть ли у самого лба. Рядом, как дозорный, дремала ее кобыла.
Обе спали беспробудным сном.
А ветер продолжал приносить ароматы копченостей. Раш подобрался ближе к самому краю вершины и заглянул в темноту. Недалеко, может, в полусотне шагов вниз, над пологим склоном холма стелился дым. Помня про найденную накануне выкопанную пещеру, карманник почти не сомневался, что в пути найдет еще одно убежище. Можно сказать, нашел. Те ли это дуболомы, что рассыпали часть золотого песка в свою предыдущую ночевку, или другие? Можно гадать, а можно узнать.
Он проверил кинжалы, затем глянул на Хани – не проснулась ли? Девчонка продолжала мирно сопеть, закусив нижнюю губу, как ребенок. Оставлять ее одну было неразумно, но еще менее разумно позволить кому-то тащиться у себя за спиной.
Раш начал спуск – осторожно, стараясь не шуметь и еще больше стараясь не упасть. Ноги ставил мягко, а вес тела переносил постепенно, опасаясь оскользнуться. Не удержишь равновесия, грохнешься – и будешь кувыркаться до самого низа, считая ребрами все камни на пути. Чем ниже он спускался, тем крепче становился запах окорока. Когда до цели осталось с десяток шагов, Раш пригнулся, внимательно прислушался. Из округлой дыры, скрытой за расколотым надвое стволом кедра, доносился шепот. Теперь становилось понятно, почему света, который еле-еле пробивался на поверхность, не было видно сверху – его скрывало изуродованное дерево.
Карманник сглотнул вмиг ставшую горькой слюну. Язык, на котором общались незнакомцы, был ему до боли знаком. Но эта речь, эти слова не должны звучать в землях Севера.
Он старался успокоиться, старался сохранить голову холодной. Они не могли найти его… здесь. Только не теперь, после многих лет, когда он внаглую избороздил все самые крупные города Серединных земель практически под носом у тех, от кого сбежал.
«Дышать… спокойно… ничего страшного».
Лучше бы это были старатели!
Раш осторожно присел за деревом, уверенный, что даже если кому-то из болтунов приспичит выйти по нужде, он не заметит полуночного гостя.
В голову сами собой заползали чернильные мысли подозрения. Карманник никогда не верил ни в судьбу, ни в совпадения. То, что пронизано тьмой, всегда притягивает к себе тьму: девчонка-северянка совсем не так проста, как кажется. Или хочет казаться. Знает ли она, к чему прикасается? Возможно… но лишь в той извращенной форме, в которой древнее мастерство преподносят эти мороженые дикари. Вряд ли она осознает всю силу своего таланта. А в том, что сила эта огромна и разрушительна, он убедился собственными глазами. Если бы ее обучить, помочь раскрыться и принять свою сущность, она одна стоила бы целой армии. Многие ли способны оказать ей подобную «помощь»? Вряд ли. Но кто-то этого явно желает – и подтверждением того ищейки, натасканные совершенно определенным образом.
Болтовня стихла. Осталось подождать еще немного.
Нет, ищейки пришли не по его душу. Они идут за ней. И скорее всего, шли задолго до того, как девчонка и ее охранник наткнулись на чужестранцев. Не рискуют показаться на людях, открыть себя, выжидают. Возможно, у них есть сообщник. Чрезвычайно изворотливый сообщник. Раш покачал головой – а он ничего не заметил. Расслабился? Хотя стоит ли удивляться? Десять лет прошло, в конце концов.
Как бы там ни было, такая компания была ему не по душе. Самое время от нее избавиться, тем более что мороз северной ночи прогрыз его почти до костей. Он поднялся, размял затекшие ноги, растер ладони и плечи – и нырнул в дыру бесшумной тенью.
