мягкой форме, так что ответил ей лишь сдержанной улыбкой, зато следом повернулась к Алисе с тем же самым вопросом.
- А тащи гитару, – рыжая задорно подмигнула Эдварду, и он даже присел поудобнее, ожидая от своей спутницы чего угодно, в том числе даже какой-нибудь не очень доброй шутки, но когда девушка добралась до гитары, то сразу же забралась на фортепьяно, только ноги свесила, и примерно три минуты настраивала струны, прислушиваясь к звучанию, прежде чем зазвучала музыка.
«Взвейтесь кострами синие ночи…», далеко не самое плохое, что довелось услышать, но вот воспоминания навевало не самые приятные, со звуками песни Алисы на него накатывали и старые образы, почти забытые и стертые из памяти…
- Прицел! Залп! – офицерская сабля опускается вниз, и воздух тут же оглушает стрельба расстрельной команды. Боевые дроиды не знают жалости и сомнений, у них нет эмоций и мук совести, они просто выполняют полученные приказы, и потому лучше всего подходят для исполнения столь грязной работы. Скорострельные автоматы прорезают задымленный воздух двора какого-то жилого дома, наполовину разрушенного проходившими здесь еще совсем недавно боями, очередями трассирующих патронов, рвущих тела стоявших в десяти метрах от них пленных с завязанными руками и глазами. Всего пара секунд стрельбы, и тела валятся на землю, мужчины, женщины и старики, все подряд, активисты партии «Возрождение», что и начала восстание, теперь жестоко подавленное. Они все еще живы, а значит, опасны, ведь с ними жива и их идея, что снова может найти отклик в сердцах простых граждан, и тогда вся эта кровавая бойня повторится, чего нельзя допускать ни в коем случае. Решение только одно – физическое уничтожение членов партии «Возрождение», вне зависимости от их возраста и пола, и чем быстрее, тем лучше.
Дроиды, отталкивая в стороны трупы только что расстрелянных, уже ведут новую партию пленников, грубо выстраивая их вдоль стены. Смертники слышали выстрелы, слышали предсмертные крики тех, что увели перед ними, чувствовали под собой трупы, все равно попадающиеся под ноги. Да и сложно не догадаться, что с тобой собираются делать, если завязывают глаза, а потом строят вдоль стены, уже изрешеченной пулями.
У многих не выдерживают нервы, выливаясь в мольбы о пощаде, крики и стоны, падения на колени и плач. Особенно слабы в этом отношении женщины, их буквально разрывает от рыданий и каких-то слезливых просьб о маленьких детях и престарелых родителях. Дроиды, не понимая, что происходит с этими людьми, пытаются снова их поставить на ноги, но пленные даже не пытаются стоять, снова падая на колени, продолжая голосить. Мерзкое и противное зрелище человеческой слабости, когда приходит неожиданное осознание того, что все-таки они проиграли, поставив на кон все, что у них было. О подобном надо было думать раньше, тогда, когда поднимали восстание, топя в крови богатые торговые кварталы, а сейчас время расплачиваться за уже содеянное. Эдвард уже успел усвоить, что бунтовщикам второго шанса нельзя давать, рано или поздно они все равно вернутся к тому, что начали, но им помешали закончить, и такую заразу необходимо выжигать, чтобы она не уничтожила весь остальной организм.
Новый залп, и пули с одинаковой легкостью косят и тех, у кого хватило духу встретить смерть стоя, и тех, что бились в истерике, валяясь на коленях и вымаливая пощаду. Кому-то не повезло особенно сильно, и пули, разорвав грудную клетку и торс, не убили окончательно, и теперь стонут, умирая от жуткой боли. Офицеру приходится добивать таких выстрелами из пистолета, пока расстрельная команда перезаряжает оружие.
Офицер не успел отойти, как дроиды выводят уже новую партию смертников, пытаясь выстроить всех вдоль стенки, и вместе с ними новые крики, мольбы, даже банальное облегчение кишечника от продирающего все тело страха, но один из них почему-то врезается в память больше всего. В нем нет страха, только ненависть к победителям, что сейчас жестоко сводят счеты с теми, кто посмел выступить против действующего режима, упираясь и отбрыкиваясь от металлических манипуляторов боевых дроидов, он кричит что-то, похожее на песню: «Взвейтесь огнями в вечной ночи! Мы гордо головы держим, мы не рабы! Близится день, и пройдет время невзгод! Взвейтесь огнями в вечной ночи! Красное знамя над нашими рядами! Путь проложим своими клинками! Победа великая будет за нами!...» он продолжает кричать слова песни, буквально выплевывая их в металлические лица дроидов, глядящих на него безразличными окулярами многоканальных визоров, даже тогда, когда уже слышались команды офицера.
Такие люди действительно опасны, из них рождаются мученики, что даже своей смертью могут создать идею, за которой пойдут миллионы, но сейчас ему уже поздно петь, никто из тех, кто слышит эти слова, никогда не сможет их передать другому. Пули рвут его тело наравне с остальными, отбрасывая к стене, по которой медленно сползает вниз, оставляя на ней вытянутый кровавый след. Последние слова просто застревают в простреленном горле…
Какова вероятность, что один и тот же мотив может повториться в совершенно разных мирах? Однако слушая песню Алисы, Эдвард буквально видел перед собой расстрелянных активистов восстания, что когда-то подавлял, а вместе с ними и того
