ААА!!! – договорить не получилось, Эдвард послал еще один импульс боли, в этот раз уже в полную силу, проверяя на прочность соединяющую их связь и с каким-то извращенным удовольствием наблюдая, как Пионер корчится на земле, с выкручиваемыми болью мышцами.
- А сколько раз ты сам их убивал? Сколько раз ты сам причинял им страдания? Зачем, демон тебя раздери, ты это делал? – сплюнув эти слова, Эдвард глубоко вздохнул, втянув в себя воздух и успокаиваясь, – Дало тебе это что-то? Вся эта бессмысленная жестокость тебе что-нибудь дала?
Не дожидаясь, пока Пионер придет в себя и снова поднимется на ноги, вошел в ворота «Совенка», который уже сильно отличался от того, к которому привык. Несмотря на точно такую же теплую и солнечную погоду, лагерь казался пустым и холодным, только кровь и тяжелый запах начинающих разлагаться под жарким солнцем человеческих тел. Кто бы ни пришел в этот лагерь, перешагнув через труп Слави, но нападал на всех без разбора, убивая буквально каждого на своем пути. Примерно так поступал и Эдвард при штурме городов и крепостей, но даже тогда старался не стрелять по безоружным и зря не уничтожать гражданское население, пусть даже и бывали исключения из правил. Здесь же тупая и бессмысленная резня детей, которые даже противопоставить ничего не могли в ответ.
У входа в здание клубов лежал Шурик с пробитой головой, а в раскрытых дверях, кажется, уже Электроник, которому в грудь воткнули отвертку, лежавший с таким же непонимающим выражением лица. Дальше по дороге новые тела пионеров, наваленные в самых разных позах, окровавленные, порой расчлененные или же разрезанные, с разбросанными вокруг внутренностями, к которым слетались черные птицы, радостно каркающие, да воздух наполняли мухи.
Их убили явно не в один день, оценил Эдвард опытным взглядом, отмечая, как и в каких позах лежат тела. Кто-то застигнут врасплох, не успев даже понять, что происходит, когда-то уже догоняли и валили на землю, кто-то даже пытался защищаться, но все равно безуспешно. Охота… лучшее слово, что подходило к этой ситуации. На пионеров в «Совенке» охотились несколько дней подряд, убивая одного за другим, прежде чем не перебили всех.
- Это какой-то бред… – шокировано качал головой, продолжая осмотр, пока не обнаружил трупик Ульяны, со вспоротым животом, куда из-за какой-то идиотской идеи пытались запихать футбольный мяч, но так и оставив его торчать в ране. Глаза девочки были широко открыты от боли и страха, и рот так и остался раскрытым в безмолвном крике. – Какой-то дикий бред… – повторил он как заклинание, закрывая ее глаза, – Как вообще на такое можно решиться…
- Я тебе же говорю, они куклы, им все равно, – привязанный к нему Пионер все равно не мог сбежать, а потому и нашел его на территории вырезанного «Совенка», подходя к нему с самым безучастным видом, беззвучно шлепая босоножками по лужам засохшей крови.
- Это бессмысленно и глупо, – встав на ноги, с презрением выдавил из себя Эдвард, – мерзко и трусливо. Убить их всех просто потому, что не могут дать сдачи…
- А что ты хотел? Можно побыть и жестоким, когда знаешь, что они все равно через неделю встретят тебя как ни в чем ни бывало… – Пионер даже усмехнулся, но его собеседник такого юмора не оценил.
- Жестокость должна быть оправданной, иначе это брошенные на ветер усилия… и человеческая глупость, – ответил Эдвард, повернувшись со вздохом к Пионеру, – Я знаю, что такое жестокость… Когда-то мне приходилось бороться с партизанским движением на оккупированных территориях. Партизаны знали местность и ее условия гораздо лучше моих людей, нанося удары и исчезая в пустошах… – он вздохнул, вспоминая те далекие события, – мне пришлось отвечать. Мы стали бить по опорным пунктам партизан, по небольшим селениям и фермам, где они набирали пополнение, получали еду и информацию. Уничтожали такие поселки, убивали их жителей или же отправляли в концентрационные лагеря для населения, но партизаны в ответ на это стали отвечать только участившимся количеством атак. Мстили за своих близких и родных, здесь я их отлично понимаю… Но тогда мне пришлось стать жестоким, – он посмотрел на Пионера, стоявшего рядом с таким же безразличным видом, но все же прислушиваясь к его словам, и продолжил, – Мои люди продолжили зачистку тех поселений, на которых опирались партизаны, но действовать стали по- другому, – даже усмехнулся из-за своих воспоминаний, – Когда они приходили в очередное поселение, люди всегда прятали от них то, что им больше всего было дорого. То есть, своих детей … Конечно, невероятно глупо, когда у солдат есть датчики сердцебиения… Находили всех и всегда, но теперь я приказывал оставлять двоих или троих в живых, не давая им понять, что обнаружены. Сидели и думали, что спрятались, пока солдаты вырезали поселок под корень… А потом, когда мы уходили, видели примерно такую же картину. И чаще всего, мечтали отомстить… дети, что с них взять… И куда они шли тогда? – снова посмотрел на Пионера, но тот лишь пожал плечами, так что Эдвард договорил сам, – к партизанам. К тем, кого считали защитниками от меня и моих людей. А мы их отслеживали, так что приводили нас прямо к партизанским аванпостам и укрытиям. За три месяца полностью подавили все партизанское движение на этой территории. Это оправданная жестокость… а здесь… Ради чего? Какой смысл во всей
