пыльный горизонт. Улетевших вестников никто уже не ждал обратно. Братья отправлялись на вылазки и возвращались назад. Жизнь шла своим чередом. И только Правитель все томился в глупых надеждах получить весточку о найденном оазисе.
Когда дневную тишину нарушил приближающийся топот тяжелых сапог, отряд, все как один, подскочил на ноги.
К покоям стремительно бежал один из дозорных. Он несся, рассекая тяжелый, горячий воздух, и по его раскрасневшемуся лицу крупными каплями струился пот.
Не говоря ни слова товарищам, дозорный резко постучал в дверь и вошел в темные покои Правителя. Мягкий полумрак комнаты мгновенно ослепил его, проведшего половину дня, пялясь на плавящуюся под солнцем пустыню.
– Правитель! – только и смог выдавить воин, держась за бок.
Старик медленно поднял голову. Если бы дозорный мог разглядеть его лицо в темноте, то он не устоял бы на ногах от страха. Сухая кожа обтянула череп, глаза глубоко запали, нос заострился, и только красный, длинный язык продолжал облизывать растрескавшиеся губы.
– Там у Черты… – задыхаясь, выдавил мужчина, хватая ртом воздух. – Вожак их с девчонкой. Девчонку не знаю. Вожак живой.
– Новый? – шелестящим голосом спросил старик.
– Тот, которого Томас выбрал. Он умирал, мне говорили, что умирал. А сейчас летит. И девка тоже.
Старик дотронулся костлявой ладонью до лба, его узкие губы растянулись в улыбку, больше походящую на оскал.
– Замечательно. Иди скажи всем: пусть готовятся. Будет бой.
– С кем? – непонимающе спросил дозорный.
– С Братьями, – продолжая скалиться, прошептал старик. – Иди скажи им, что я скоро выйду.
Когда воин, пятясь и мелко кланяясь, вышел за дверь, Правитель приподнялся в кресле. Ноги, как и все умирающее тело, плохо служили старику. Но последних сил хватило, чтобы добраться до заветного ящика. Дрожащими руками старик поднял крышку и нащупал там два последних медальона. Не раздумывая ни секунды, он накинул оба шнурка себе на тонкую шею. Два деревянных кругляша постукивали друг о друга.
Старик глубоко, с наслаждением вдохнул и медленно выдохнул. Ноги перестали дрожать, по рукам вместе с ускорившей ток кровью потекла упругая сила.
– Прилетела, пташка, – пропел он. – Вот и славно.
Глава 13
Общий дом взволнованно гудел. За плотно закрытыми дверями раздавались быстрые шаги, кто-то перекладывал вещи, рассеянно швыряя ненужное на пол, кто-то спотыкался о раскиданные рюкзаки, ругаясь под нос.
Никогда еще на памяти молодняка Крылатые не отправляли своих братьев в такой дальний путь. Те, кто оставался в Городе, волновались не меньше решивших лететь к оазису. Таинственные перемены, что случились с Алисой, смерть старого Вожака и споры в лазарете – все это лишь подогревало нервное оживление.
– Не суетись! – приговаривала Гвен, наблюдая, как брат заталкивает в рюкзак давно уже прохудившуюся флягу.
– Это ты не тормози, – беззлобно отвечал Трой, нашаривая в чужом мешке чистые носки и засовывая в свой.
Гвен уже собралась.
Еще вчера ей смутно показалось, что скоро случится что-то интересное, обещающее долгую дорогу. Она с детства умела предсказывать разные мелочи, что неплохо пригождалось им с братом в шалостях. Потому Крылатая уложила в свой рюкзак все, что могло пригодиться не только ей самой, но и Трою, и теперь сидела на кровати, прислонившись затылком к стене.
Юркие, смуглые, полные молодой силы, близнецы словно умудрялись быть сразу в нескольких местах, проносясь пыльными вихорками по улицам Города. Гвен и Трой знали каждый камень, каждую тропку от гор до Черты. А когда наконец доросли до крыльев, то с привычной легкостью прошли все муки испытания. Говорили, что в забытьи трансформации тел они крепко прижимались друг к другу, будто опять оказались в одной материнской утробе.
– Что там еще надо положить?.. – задумчиво проговорил Трой, оглядываясь.
Вокруг него валялись мятые вещи.
– Что-нибудь для костра, например, – в тон ему сказала Гвен, сдерживая улыбку. – Может быть, стрелы, а? Пайки. Рубаху, м-м… Еще одно исподнее, на случай, если мы встретимся с охотником, а ты обделаешься со страху.
Гвен ловко увернулась от запущенного в нее ботинка и растянулась на кровати. В общей суматохе дома ее голос не был слышен никому, кроме брата.
– И во что мы ввязались, Трой?
