Проти побледнел.
– Ничего я… – пролепетал он. – Ты не платил еще, Варогон. – Он почти расплакался.
– Обдурил. Меня обдурил! – Бесновался брезд.
– Я не… мог… ты еще не платил…
– Не ты! Тот проклятый трактирщик. Там на Кожедубном тракте!
– О чем он говорит? – Стали переглядываться присутствующие. – Про Дубильный тракт речет. Попутал с Кожедубным… Так нет же Кожедубного, и не было никогда. Поперепутал, говорю же…
От брездского ора голова у Каума разболелась так, что слезы выступили на глазах. Он зажал голову между рук, посидел так некоторое время и неожиданно подскочил.
– Сядь! – заорал он не своим голосом. – Сядь, я сказал!
Варогон замер с открытым ртом. В харчевне повисла тягостная тишина.
– Мы будем говорить сейчас. Свои долги раздашь потом! Сядь! – приказал холкун. Брезд с неудовольствием повиновался.
***
Караван, какого еще ни разу не видел Фийоларг, выходил за его стены. У ворот собралась внушительная толпа провожающих и просто зевак. Они с восторгом смотрели на бесконечную цепь груххов и коней, вытянувшихся вдоль улиц.
Каум все это время сидел у себя дома на верхнем этаже и смотрел на таблички, разложенные на столе. Их предстояло еще раз пересмотреть, а после передать матери с наказом получше их припрятать.
По таблицам выходило, что в путь выходят почти пять тысяч олюдей. Из них более четырех тысяч стражников. Эта внушительная сила была теперь под его командованием. Быстросчет еще раз оглядел пространство перед собой.
Двадцать тысяч дебов, одолженные ему Аснаром, Каум не пустил на развитие предприятия. Он выкупил товар у конублов, которые собирались идти вместе с ним; выкупил дешевле, чем они могли бы продать, а на сэкономленные деньги нанял еще тысячу воинов охраны.
– Карту, – приказал он и брат, стоявший неподалеку, тут же подал ему пергамент.
Развернув его, Каум увидел перед собой земли Владии с обозначением городов, равнин, лесов, замком, рек и горных цепей. Великие воды были окрашенны синим так искусно, что и впрямь походили на воду. В них плавали диковинные рыбы с острыми, похожими на кривые ножи зубами. Холкун невольно загляделся на карту.
Из задумчивости его вывел протяжный зевок Бора – третьего сына Теллиты, его брата. Это был худощавый нескладно скроенный холкун, глядевший на него широко открытыми глазами. Каум уже прозвал его про себя вечным помощником. Не было в нем хитринки – не быть ему впереди каравана. Честность не доведет караван ни до чего хорошего.
– Убрать, братец? – обратился к нему Сате – младший брат, укладывавший таблички в богато украшенный ларь.
– Убирай, – разрешил Каум. Он сосредоточился на карте и пометил на ней город Карларг, как место, нежелательное для приближения.
Конубл внимательно рассматривал нити-тракты, помеченные на карте. Его брови, то незаметно съезжались к переносице, то, вдруг, вспархивали и взлетали на середину лба, то распрямлялись и покойно опускались на прежнее место.
Он пометил место, где нужно будет свернуть, чтобы избежать случая оказаться на пути у наступавших на Карларг войск. С другой стороны, обходить Карларг с юга было нельзя, там были прибрежные земли саараров, кои те получили после воцарения во Владии Комта. Комт был так добр к саарарам, что даже после их восстания, на которое их подбил какой-то умалишенный брезд, имени которого не называли, не наказал саараров и не отнял у них земли в Прибрежье.
– Карту? – в очередной раз вывел его из задумчивости Сате.
– Нет, оставь. Буду держать при себе. Бор, тебе отдаю карту, как старшему после меня. Никому кроме меня не отдавай ее.
– Понял, братец, – Бор принял сверток пергамента как реликвию, как нечто настолько ценное, от прикосновения к чему трясутся руки.
Вот так всегда, заметил это Каум, глупость порождает пиетет. Однако не было бережливее холкуна в городе, чем Бор.
Между тем, тот аккуратно завернул карту в тряпицу и положил себе в заплечный мешок.
– Пора, сынки, – размашистым шагом вошла в комнату Теллита. Мать с гордостью и слезами на глазах оглядела сыновей,
