другом. У дверей и иных проемов убитые обеих сторон образовывали целые завалы, через которые было сложно перебираться.
Вдруг над крепостью разнеслось "дву-у-у-н". Труба неистово ревела, разнося свое слово далеко над обеими долинами гряды.
– Скоро помощь к ним придет! – говорил между ударами топора Лоден.
– Не уйдем. Не бросим, – прохрипел Кломм. Было видно, что он сильно устал.
Приземистая башенка была отвоевана у гарнизона, и сражение происходило теперь на лестничных пролетах в стене.
– Врата стерегите! – раздался зычный голос Гедагта.
– Не знает усталости, – восхитился Кломм. Именно этой своей неутомимостью в бою и выделялся Гедагт среди остальных брездов. – Передышка нам нужна, боор! – крикнул он. – Сменять бы друг друга!
Гедагт оглянулся на его крик. Весь он был красным от крови. И на этом фоне глаза его горели недобрым огнем. Даже вид его пугал врагов. Нанеся еще несколько ударов, боор вдруг покинул битву.
– Чего говоришь-то? – подошел он к Кломму.
– Беречь силы надо. На помощь они позвали. Торопимся мы. Сменяться надо.
Несколько мгновений Гедагт что-то прикидывал и согласно кивнул головой:
– Проходы становятся узкими. Там и одного нашего хватит. Так и сделаем, как ты говоришь.
Отряд или то, что от него осталось, был разделен на четыре части. Две из них остались в резерве, а еще две были поставлены так, что одна нападала, а другая прикрывала тыл всего отряда.
– Врата бросить надобно, – подбежал к боору воин-холкун с большой седой бородой. – Не удержим все сразу, боор.
Гедагт насупил брови. Было видно, что ему почти физически больно отпускать недобитых врагов, но он сказал:
– Бросай ворота, холкуны.
– От ворот… броса-ай! – заорал холкун, убегая.
Едва врата оказались отбиты, как большая часть гарнизона бросилась бежать вниз по склону. Около четырех сотен воинов бежали, утопая в глубоком снегу. Отступление товарищей произвело на оставшихся воинов удручающее впечатление. Некоторые из них бросали оружие и сигали со стен вниз, разбиваясь вдребезги.
Замок постепенно погружался в тишину. Лишь в дальних его концах слышался еще звон оружия, да изредка кого-нибудь вышвыривали со стен.
– Кломм, – из темноты стенного коридора неожиданно появился Гедагт. – Тех, кто стоял без дела, направь на разбор завалов башни. – Мы не оставим им никого из наших.
Кломм кивнул и бросился исполнять приказ. Более того, он приказал тут же приступить к изготовлению салазок, на которых можно будет перевозить раненных и убитых к тайному ходу.
– Держаться будем здесь, пока не перетащим всех, – обратился к воинам Гедагт.
– Твердыню будем рушить, боор? – спросили его со стороны пасмасов.
– Нет. Пусть стоит. Им ловушка, нам подмога. Али не понравилось вам брать ее? – прищурился Гедагт.
– Поверженная твердь люба поболее бабы поверженной, – проговорил кто-то из воинов, и все захохотали.
– Сносите припасы. Оружие все сносите. Шкуры берите. Пригодится все нам, – напутствовал их Гедагт. Его голос был весел. Однако Лоден, стоявший рядом с ним, вдруг, с удивлением отметил, что тело боора дрожит от усталости.
Бохт, меж тем, без устали молотил топором по кускам льда, которые погребли под собой его брата. Спасателей становилось все больше и больше.
Наконец, начали извлекать изуродованные раздавленные тела. Выживших не было.
– Унки, – шептал Бохт. По лицу его катились слезы. Он снял шкуры, чтобы они не мешали ему двигаться. – Унки!
Наконец боги даровали надежду: один из вытащенных оказался живым. Помятым, но живым.
– Гри-и-ирники-и-и-и! – закричали со стен. Острые глаза дремсов издалека заметили приближение отрядов олюдоедов.
– Нас осталось пять десятков. Двадцать воинов разбирают завалы башни. Остальные поранены, но на стенах и у врат. – Кломм говорил спокойно, но всем и каждому было ясно, что долго удерживать крепость не удастся.
***
Значительно поредевший отряд возвращался от Меч-горы. Холкуны понуро брели, опустив голову. Словно бы выражая их душевное состояние, поникли книзу острия пик и копий.
