Он судорожно глотнул воздух и открыл глаза.
Невесомость, первое, что ощутил он, когда пришел в себя. Пространство вокруг него казалось смазанным: движения деревьев и подлеска оставляли за собой длинные мазки-следы. Звук туго долетал до его ушей. Сын Прыгуна взглянул себе под ноги и не увидел ничего. Он парил над землей.
– Ты хочешь встать на землю? – подле него материализовался дух Доранда. Из небольшой белой точки он отлился в плохо различимую фигуру мага. – Так встань.
– Не вижу под собой я своих ног, – пролепетал людомар.
– Зато я вижу их. Захочешь, разглядишь и ты. Лишь посмотри, лишь пожелай себе, и будут ноги.
Сын Прыгуна перевел взгляд с мага под себя и подумал о ногах. Огромная тяжесть налилась на него. К земле протянулись две полупрозрачные ноги и уперлись в нее. Дыхание сбилось от тяжести, которую принесли ему ноги.
– Ты пожелал и тягость ощущать. Ту тягость, что в мире жизни ты несешь в себе. Отринуть ее страшно, я знаю, а потому, хотя и тяжко, но терпи, а после лишь отринь, когда прибудет убеждение лишиться ног.
Людомар ничего не ответил и пошел вслед за парящей над землей фигурой, которая удалялась в сторону источника ярчайшего света, лившегося издалека. Он с трудом ворочал ногами. Словно мешки с набитой дичью, ворочал он ноги, продвигаясь вперед. Это было неимоверно тяжело.
– Месаза, выйди к нам, ибо привел к тебе его! – услышал он напевание Доранда.
Свет потускнел, и звуки леса потонули в треске, коим наполнилось пространство. Треск перешел в жужжание, а после гул. Вдруг, яркая вспышка осветила все вокруг, пожирая видимый лес. Она превратила все вокруг в ровное белое пространство. И лишь клыки Месазы продолжали пронзать кипельную белизну безграничного светомира.
Из вспышки вышел некто. Он приблизился к духу беллера. Громогласный голос сотряс пространство:
– Где он?
– Там стоит, всевечная.
– Ногами он пришел?
– Ногами, всевечная.
– Почему не приготовил ты его лететь ко мне?
– Так пожелал он, всевечная.
– Он ноги пожелал?! – изумилась богиня, будто людомар пожелал не ноги, но виселицу для себя. – Ты ноги пожелал? – обратилась она к охотнику.
– Без ног мне страшно.
– Тогда ты не готов. Слышишь ли меня, Доранд-беллер, он не готов.
– Я знаю то, всевечная, а потому пришел к тебе, чтобы просить дозволить нам идти в подземные леса.
– Нет. Там народ, что мне остался, обитает. И нет пути туда даже и людомару.
– Он не был у Зверобога. Не дошел. Боголесье перебороло и меня, перебороло и его. Душевно слаб он.
– Я говорила Кугуну, Владыке говорила, что зверь он есть, а потому такое, что уготовил ему Неогл понести, не вынесет и шага. Так ли было, Доранд?
– Месаза, ты мудра. Так было.
Богиня повернула к людомару свой лик, и вдруг превратилась в людомару, а после в Ириму, и снова в людомару.
– Что помыслы твои кидают мне в лицо?! – недовольно возвысила голос богиня, но Доранд тут же заступился:
– Не смыслит он, что делает теперь. Зверобог отверз амбары его прошлого и выгреб все, что смог, наружу…
– Зверобог – такой же дикарь он, как и тот, что стоит теперь предо мной. Силен он телом, но слаб внутри. Я ощущаю это.
– Дозволь, всевечная, кому прозвали Маэрх, приникнуть…
Месаза резко повернулась и вперила свое людомарское лицо в мага. Мгновение, и она исчезла.
На абсолютно белом фоне безвременья и бесконечности пространства появилась серая точка. Она находилась так далеко, что ее с трудом можно было различить.
– Кто там идет? – спросил Сын Прыгуна.
– Чернец, – ответил беллер, вглядываясь вдаль.
– Они приходят к ней?
– Они здесь были изначально. Они открыли дверь ее для нас.
