– А ты не врешь?
– Нет! – вскрикивает она. – Вотров и та женщина – они наверх пошли!
– Женщина? – Тут предводитель на мгновение задумывается. – Так он не один? Ты уверена?
– Да! И… – Она принимается оглядываться.
– Что? Что такое?
– И еще один был тут… в красном пальто… Тоже нет его…
– Кого-кого?
Женщина не отвечает, он прихватывает ее за волосы и встряхивает:
– Ты о ком? – взревывает предводитель.
Женщина всхлипывает, явно потеряв дар речи от страха.
Тогда предводитель отпускает ее и указывает на троих:
– Вы – остаетесь здесь. Глаз с них не спускать. Кто дернется – убить на месте.
Потом указывает на Чейшека и еще четверых:
– Вы – за мной. Идем наверх.
Они неслышно взбегают вверх по лестнице, подобно волкам, мчащимся сквозь зимний лес. Чейшек весь дрожит от радости, возбуждения и ярости. Он сейчас – воплощение карающей праведности, он выныривает из холодной ночи и обрушивает возмездие на предателей, грешников и погрязших в мерзости невежд. Он, правда, ожидал большего: сплетения обнаженных тел, оргии с заграничным спиртным, тяжелого запаха ладана, плывущего в воздухе над потерявшими стыд… Чейшек слыхал, что под Кивосом, к примеру, есть места, где – с подачи мерзостного Сайпура, естественно, – женщины ходят по улицам в платьях, что едва прикрывают их… их…
От одной мысли об этом он краснеет.
«Самая мысль о таком греховна! Изгони скверну из разума, очисти свой дух!»
И вот они на втором этаже. Предводитель поднимает затянутую в перчатку руку. Они замирают на месте. Предводитель крутит головой, внимательно оглядывая коридор сквозь черные щелки маски. Потом жестом приказывает Чейшеку и двоим другим – обыскать этаж. А сам с остальными идет выше.
Чейшек бежит по коридорам, заглядывает в комнаты. Никого. Огромный дом, а как пусто! Вот она какая, нечестивая роскошь и страсть к излишествам! Родине нужен камень, а Вотров его впустую использует!
Подбегает к углу и дважды стучит по стене. Прислушивается: вот ответный стук. А вот и еще один слышится вдалеке. Он кивает: товарищи близко. И бежит дальше.
Выглядывает в окна. Никого. Осматривает комнаты. Пусто, кругом кровати. Может, он здесь любовниц своих держит, этот Вотров? По одной на комнату? От самой мысли бросает в жар и хочется помыться…
Так, не отвлекаться. Смотреть внимательней. И он снова стучит по стене. Слышит откуда-то из глубин дома ответное тук-тук, а потом…
Потом – ничего.
Он застывает на месте. Прислушивается. Снова стучит. И снова – второй откликается, а третий – нет.
Может, товарищ слишком далеко и не слышит? Но Чейшек исполняет отданный на такой случай приказ: возвращается в коридор и к лестнице.
На лестнице он снова дважды стучит по стене. Прислушивается.
И в этот раз ему не отвечает никто. Ни третий, ни второй товарищ.
Внутри нарастает паника. Он снова стучит.
Ничего. Чейшек судорожно оглядывается: что происходит? И тут он видит – кто-то сидит в темной прихожей. Сидит, развалившись в плюшевом белом кресле.
Чейшек поднимает самострел. Человек в кресле не шевелится. Он, похоже, вообще его не замечает. Чейшек отступает к стене и осторожно крадется в ее тени, не спуская самострела с сидящего человека…
И тут он подбирается совсем близко и видит: на сидящем серая одежда, а на коленях лежит серая маска.
Чейшек опускает самострел.
Это один из его товарищей. И тем не менее – маску он снял. А им приказывали никогда не снимать маску.
Чейшек делает два осторожных шага и замирает. Обнаженную шею человека пересекает красно-багровая полоса взрезанной плоти. Неподвижный взгляд уперт в потолок. Живые так не смотрят.
Чейшека тошнит. Он отчаянно вертит головой: на помощь! Постучать в стену, позвать товарищей! Но нет. Здесь, в этих стенах, бродит еще кто-то. И этому кому-то нельзя выдавать, где он.
Этого не может быть. Не должно было случиться такого! Они всего лишь богатые бездельники, художники…
И тут он застывает на месте.
Что это за звук доносится из северного коридора? Рвота, что ли, у кого-то открылась?
Он вскидывает самострел. Кровь колотится в ушах. Он осторожно ступает по полу, огибает угол и…
Вот его товарищ. Стоит в дверях комнаты, его плохо видно. Стоит и дрожит, плечи дергаются, руки безвольно висят вдоль тела. А на маске что-то такое есть, что-то большое,
