Таррацина в Италии. Совсем недалеко от Рима. Так что он вполне мог видеться с Флавием, даже если не был тем самым рабом-советником. А тот, в свою очередь, действительно оставил в рукописи намек на то, что на него оказывали давление. И не один! – неожиданно добавил Браун-Смит.
– Кто не один? – удивленно спросил инспектор.
– Не кто, а что, – поправил библиотекарь. – Намек не один.
Ледоу продолжал смотреть на него с недоумением.
– Не понимаете? – усмехнулся библиотекарь. – Но ведь это же так просто, Чарльз! Смотрите, Флавий по настоянию Эпафродита вставляет в рукопись рассказ об Иисусе. Не вычеркивая при этом реальный исторический эпизод, положенный в основу легенды. Вероятно, он рассчитывает, что внимательный читатель наткнется на этого двойника, сопоставит факты и все поймет. А если не поймет, не наткнется? Нужно ему подсказать. И Флавий уже сам сочиняет третью историю – про того самого сумасшедшего по имени Иисус. Она же откровенно пародийная, неужели вы не видите? Впрочем, вам простительно, но как этого не увидел Таксиль? Мастер мистификации не распознал в другом такого же мастера. Вот где настоящая трагедия, друг мой!
– Вы думаете? – рассеянно произнес Ледоу.
– А как же! Если даже близкий вам по духу человек не понимает, где вы говорите серьезно, а где дурачитесь, – это очень грустно.
– А я близкий вам по духу человек? – спросил инспектор таким тоном, словно хотел задать совсем другой вопрос: «А я не понимаю?»
– Можете не сомневаться, дорогой Чарльз, – успокоил его Браун-Смит.
Впрочем, успокоил ли?
Инспектор заметно скис, а через минуту встал и немного натянуто проговорил:
– Что ж, я, пожалуй, все-таки пойду.
Он направился к выходу, но вдруг оглянулся на друга, снова принявшегося кормить сычика.
– Скажите, Грегори, – нерешительно проговорил Ледоу. – Этот ваш Сангума… Я давно хотел спросить: это тот самый сычик, которого вы привезли из Трансвааля, или он просто похож на прежнего?
– Сам не знаю, друг мой, – с серьезным видом ответил библиотекарь. – У птиц ведь нет документов. Но, возможно, это и к лучшему. По крайней мере, мне не приходится доказывать их подлинность.
Стефан Цвейг
Стефан Цвейг – один из многих авторов этого сборника, о котором можно смело сказать, что он «не нуждается в представлении». Однако новелла «Рахиль спорит с Богом» (1928) нашим читателям абсолютно не знакома: в советское время она не переводилась по одним причинам, в постсоветское – по другим… едва ли есть необходимость объяснять, по каким именно. Между тем для Цвейга это очень необычное произведение, написанное на стыке нескольких жанров: научно-популяризированного моделирования одного из библейских сюжетов, чисто литературной фантастики – и, конечно, «рассказа ужасов».
Рахиль спорит с Богом
…И снова этот упрямый и коварный народ нарушил клятву, данную в Иерусалиме. И снова он приносит кровавые жертвы своим медным истуканам – Тиру и Амону. Копоть от всесожжения языческих жертв густо покрыла каменные алтари в святилище Бога, что построил царь Соломон; но, словно этого оказалось мало, идоложертвенники еще и установили посреди Соломонова храма изваяние свирепого божества Баала. И кровь закланных для него животных обагрила храмовые стены останками жертвоприношений, так что тяжкий смрад окутал священные некогда приделы.
И узрел Господь, что сотворили отступники с Его святынями, и страшный гнев воспылал в Нем. Он простер Свою десницу, и глас Его потряс небеса: Его долготерпению пришел конец, Он решил искоренить этот грешный город, а всех его обитателей превратить в прах и рассеять оный по пустынным землям. Ужасный гром прокатился по всему сотворенному миру из конца в конец, возвещая о Его решении.
Содрогнулась Земля, услышав Божий гнев. Водные потоки низверглись с гор и ринулись в океан. Как пьяные, зашатались сами горы, и пали скалы, точно люди, преклоняющие колени. Взвились в небо птицы, исполненные смертного страха, и даже ангелы покрылись своими громадными крыльями, как шатром, не в силах вынести рокот ярости огненного шквала.
Только люди далеко внизу, в обреченном на погибель городе, ничего не знали о своей близкой участи. Ho и они ощутили, как содрогнулась под ногами земля, увидели, как поблекло небо, лишь мгновение назад бывшее ясным и безоблачным, ощутили, как пронесся над землей ужасный порыв урагана, от которого кедры ломались, точно былинки, а вырванные с корнем кусты взвивались в воздух подобно живым тварям в высоком прыжке. Вслед же за ураганом пришли черные тучи, и все погрузилось в кромешную тьму.
Воздух вокруг был исполнен грохота, рушились дома, твердь уходила из-под ног. А когда люди вновь обратили свои взоры к небу, то вместо него увидели грозное облако раскаленной серы, и огненные потоки обрушились на их головы. И рвали отступники на себе одежды, посыпали волосы прахом, простирались ниц, моля о пощаде, но тщетны были все их упования. Лишь росло и ширилось страшное облако.
А потом вдруг ослепительный свет озарил Землю. Свет Божьего гнева.
Так уж определено, что только ангелы способны лицезреть Божий лик: людям, как живым, так и мертвым, заповедано это, как не по силам никому из смертных преодолеть на обычной ладье огненный поток. Однако трубные звуки Божьего гласа мертвые услышать способны – даже ранее живых. Тогда пробудятся они, и придут на суд Создателя, и выслушают Его приговор. И, быть может, постараются оправдать живых.
И вот услышали мертвецы в своих могилах гневное слово Его, и воспряли их души из вечного сна, и восстали из могил их тела. Как птицы к гнезду, которому грозит разорение,
