Состоялось обручение: Лежень и Лебедица за руки подвели Младину, укутанную белым покрывалом до самых ног, к нарядному жениху, обвели вокруг него, благословили хлебом, посадили рядом. Она не могла разобраться в своих чувствах и даже радовалась, что никто не видит ее лица. Окажись княжич совсем чужим человеком, она просто отказалась бы от этой чести и ушла обратно в лес – и пусть бы ее считали сумасшедшей. Но сходство Велебора с Хортом сбивало с толку и внушало убежденность, что лучше не противиться.
Велебор говорил мало и был очевидно смущен, но с невестой и ее родней держался очень почтительно. Ну еще бы: княжеский сын, вежеству научен. Будь Младина обычной девкой, без вещих снов, гордилась бы своим суженым: где ж еще такого сокола сыскать? С ней он почти не говорил, и по-прежнему ей казалось, что он ее совсем не знает и видит во второй раз, считая со вчерашнего дня. Но тут, в обчине, на пиру, среди шума и говора, да еще из-под непрозрачной льняной пелены, она никак не могла спросить, снилась ли ему она, как он снился ей. И утешала себя надеждой, что у них еще будет время для бесед.
А уже на следующий день Младине предстояло покинуть родные места. Еще в темноте, при факелах, ее подвели к саням, но какого-то непривычного вида. Из жердей сколотили нечто вроде шалаша и поставили на сани, так что можно сесть, находясь под крышей. Шалаш покрыли бычьими шкурами, внутрь навалили соломы и постелили пару медвежин: получился домик, защищенный от ветра и снега, где князева невеста могла проделать долгий путь в относительном тепле.
Путим, обняв Младину в последний раз, сам усадил ее и закутал в медвежины, так что торчал только нос. Не в пример прошлому разу, он больше не надеялся увидеть свою дочь, любимую несмотря на то, что он считал ее, на самом-то деле, своей теткой по отцу. Женщины, как положено, провожали ее погребальными причитаниями, и Младина тоже плакала от щемящей тоски по местам и людям, с которыми свыклась, которые до сего дня составляли почти весь ее мир. Можно было мечтать о том, что-де когда-нибудь родичи соберутся да и поедут с очередным полюдьем в Смолянск повидаться, но сам Путим не слишком в это верил. Мало кому выпадает совершать такие путешествия. Только особым избранникам судьбы, а большинство живет по пословице: где родился, там и пригодился. И, наверное, это правильно. Какое же будет береженье чуровым могилам, как хранить связь рода, если люди будут носиться с места на место, словно листья на ветру?
Будь Младина простой девкой, сейчас себя бы не помнила от горя. Но опыт хождения в Навь притушил боль расставания с домом: если знаешь, как далеко можно уйти, сидя на месте, не так страшно перемещаться по эту сторону незримой грани.
Венцеслав, кормилец Велебора, вслед за Путимом подошел и тоже проверил, хорошо ли девушка укрыта. Вид у него был хозяйский: дескать, теперь это наше добро. Сам Велебор, садясь на коня, приветливо помахал рукой, улыбнулся и подмигнул. Младина тоже помахала, с трудом высвободив руку из-под шкур, и подумала: во время пути поговорить не получится. Но будут же у них привалы?
В первый и второй день путь обоза пролегал вдоль Сежи, то есть по местам, которые она более-менее знала. Второй раз ночевали у Леденичей, и там уж все разинули рты от изумления: Младина, которую тут собирались взять в невестки, оказалась просватана за молодого князя!
– Вот судьба-то! – проговорила большуха. – Не по нам, стало быть, каравай упекся. Оттого ее чуры и в лес увели тогда осенью, судьбы дожидаться.
Даже собственные сестры, жившие здесь замужем, смотрели на нее как на чужую: обрученная с князем, она вознеслась на высоту, будто девушка, взятая Солнцем в его небесный терем. Домашке, Лебеди и прочим о многом хотелось ее расспросить, но они не смели. Да и она их едва узнавала: это были уже совсем не те девки, с которыми она провела всю жизнь. Половина из них уже ходили с осени «тяжелыми»: и Домашка, и Веснояра, и даже Кринка. И все казались совсем другими, малознакомыми женщинами – так изменили их женские сороки поверх рогатых кичек, скрывшие волосы и в изобилии украшенные ткаными узорами, заушницами, пушками. У них теперь были совсем иные мысли, заботы, ожидания и надежды. Далеко разошлись их дороги: не докричишься теперь!
Но вот растаяли позади прощальные причитания сестер. От верховий Сежи предстояло ехать через болото, зимой замерзшее: с другого его края вытекала река под названием Жижала. На ней жило уже другой малое племя – жижляне.
От Леденичей ехали, находя путь по высоким вехам, воткнутым в снег. Леденичи со своей стороны, а жижляне со своей, подновляли их после каждого снегопада. Дороги предстояло не более одного дня, и кормилец Венцеслав обещал Младине, что ночевать будут в тепле, под крышей. Пока что, как она видела из своего шалаша на санях, леса перед Жижалой ничем от сежанских не отличались. Те же глубокие снега, через которые проложен санный путь, те же птичьи и звериные следы, сброшенные ветром ветки.
В ранних сумерках выехали к какой-то веси. Младину привели в избу, местные женщины, бросая на незнакомую девушку любопытные и настороженные взгляды, покормили ее, выделили целую лавку, чтобы поспать.
Когда Младина уже готовилась ко сну, зашел Велебор. Она так и встрепенулась. Во время пути, хоть поговорить им и не удавалось, видела она его довольно часто. И, как ни странно, чем больше она к нему приглядывалась, тем меньше сходства с Хортом видела: точнее, привыкла и научилась видеть его самого, а не только это сходство. И к исходу пятого дня их знакомства уже не сомневалась, что это – не Хорт. Но с тем вся повесть становилась еще более необъяснимой.
– Ну, как ты здесь устроилась? – Разогнувшись после низкого входа, княжич снял шапку и оглядел избу. – Хорошо ли тебе? Не нужно ли чего?
– Спасибо, что проведал. – Младина тоже встала и поклонилась жениху. – Зайди, посиди со мной немного.
Жили в избе только старик со старухой и маленькой девочкой, скорее внучкой их, чем дочкой. Бабка и восьмилетняя девочка пряли, старик сидел у стола и встал при появлении знатного гостя. Горели две лучины.
Велебор подошел к Младине и остановился, разглядывая ее. Он охотно принял приглашение: надо думать, его привело сюда то же самое любопытство.
– Через два дня в Верхневражье будем, – сказал он. – Там городок даже побольше вашего Заломова. Там и баня будет, и постоим дня три, отдохнешь.
Казалось, никаких более важных предметов для беседы у него для нее нет. И это после того как судьба свела их таким чудным образом!
– А ты… – Младина хотела спросить его сразу о многом и не знала, с чего начать. – Ты меня помнишь? – замирая, задала она вопрос, хотя почти не сомневалась, что ответ
