Когда она умылась, оделась и причесалась, ее позвали за стол, где уже сидели все старшие и Радом. Княгиня Семислава привезла пироги, испеченные к приезду дочери, и немедленно принялась ее кормить. Младина с трудом заставляла себя есть – от слишком раннего пробуждения и волнения не лезло. С гораздо большей жадностью она рассматривала своих родителей. Княгиня была очень красивой женщиной – с тонким лицом, статной, рослой. Черты ее дышали добротой и искренней радостью. Глядя на Младину сияющими светлыми глазами, она то и дело утирала слезы и улыбалась ей. Брови у нее тоже были светлые, как, надо думать, и волосы под убором белого шелка. На тканой тесьме блестели серебряные заушницы, на груди – ожерелье из разноцветных бус.
Князь Лютомер был очень высок, худощав, с длинными сильными руками и ногами, широкими плечами. На дочь он поглядывал веселыми серыми глазами, и Младина чувствовала, что он тоже ей рад и доволен тем, какой ее нашел. Старшие все посмеивались над тем, что ее почти нельзя отличить от Унелады, и шутливо обвиняли Лютаву, что она подменила их дочь своей.
– А ну и ладно, а мы и эту заберем! – приговаривал Радом, которому, как она заметила, здесь многое позволялось, несмотря на молодость. – А нам эта тоже очень нравится! Наша сбежала, пусть эта у нас живет!
– Жену тебе надо! – отвечал ему Лютомер. – А про сестер забудь, с вами уже ни та, ни эта жить не станут.
Семислава при этом вздохнула, но печальной не выглядела.
– Да уж! – Она ласково посмотрела на Младину. – Не привелось мне с моей дочкой в одном дому пожить. Только увидела – и опять отдавать в чужие люди.
– Ты ешь как следует, дочка, – посоветовал Лютомер. – Сейчас пойдем в лес тебе жениха искать.
Ратиславля она в этот день так и не увидела. Не доезжая города, Лютомер остановил сани возле оврага. Русло замерзшего ручья, впадавшего в Угру, почти полностью засыпал снег, но виднелась тропка, припорошенная последним снегопадом. Отец помог Младине выбраться и повел за собой. Она обернулась, еще раз махнула рукой матери, смотревшей ей вслед.
Лютомер шел впереди, и поначалу Младина следила лишь за дорогой: ступала в его следы, одолевая глубокий снег. Потом стало легче. Ручей протекал через лес, и идти пришлось довольно долго. Наконец они вышли на сушу и углубились в новую рощу.
– Вот он, Волчий остров. – Лютомер обвел рукой вокруг. – С одной стороны Угра, с другой ручей. Здесь наша стая издавна обитает. И к городу близко, и все же не очень.
Меж деревьями показалась избушка.
– Тут раньше жила моя бабка Темяна, а теперь живет Молигнева, ее дочь. Ты здесь эти дни побудешь.
Он постучал, они вошли, отряхнули снег.
– Явился наконец! – приветствовала их хозяйка, крупная, полная старуха. – Сынки твои уж извылись, я вчера взяла метлу, хотела идти разгонять!
– Ничего, недолго им еще тебя беспокоить, – улыбнулся Лютомер. – А разгонять вот кто пойдет! – и подтолкнул вперед Младину.
– Это Лютавина дочка, что ли? – прищурилась старуха.
– Это моя дочка! – Лютомер с гордостью стукнул себя кулаком в грудь.
– А-а, – немного подумав, протянула Молигнева. – Та, которую Лютава унесла тогда… Что, уж протухло Чернавино проклятье?
– Теперь об мою дочку та бабка старая свои гнилые зубы обломает! – заверил Лютомер. – Пусть она нас теперь боится, а нам уж бояться нечего! Садись. – Он кивнул Младине на лавку под окном и снял шапку, расправил длинные, как у волхва, русые волосы, тронутые сединой.
Младина села и сложила руки на коленях. Огляделась: изба, как у Угляны, только чуть побольше. Тоже с очагом, с развешанными пучками сухих трав, с укладками по углам и горшками на полках. В чуровом куту теснились многочисленные резные фигурки.
– Не бойся, – сказала Молигнева, перехватив ее взгляд. – Они знают тебя. Ты ведь здесь-то и родилась.
Старуха не так чтобы взволновалась от приезда девушки: это у матери Младина была одна, а у Молигневы внуков, родных и двоюродных, имелись десятки.
– Точно! – подтвердил Лютомер. – Семислава сюда рожать ушла. Тут ведь как на Том Свете, кто здесь на свет появился, тот вроде как Нави житель и ему Навь повредить не может. Здесь она и жила с тобой, а потом отсюда Лютава тебя унесла.
– Значит, в Ратиславле я и не была никогда?
– Ничего, побываешь. Ну так слушай! – Лютомер сел за стол напротив Младины и уставился на нее, опираясь подбородком на сложенные кисти.
Под его взглядом мало кто не оробел бы. Не сказать чтобы он особенно грозен, нет. Он был спокоен, но глубок, как само всемирье. С первой встречи в Яви с кровными родичами – Лютавой, Радомером, Лютомером и Семиславой – Младина ощущала одно и то же: готовность выйти в Навь. Все эти люди были что отпертые двери. И что-то в ней происходило, малопонятное ей самой, но ясно ощутимое. Она была как ручей, который наконец добрался до устья и слился с другими такими же ручьями в мощную полноводную реку. Она понимала, что перед ней сидит мужчина, чьи силы многократно превосходят человеческие, но в то же время ощущала глубокое родство с ним, и кровное, и духовное. Она была такая же, как они все. И сразу почувствовала себя по-настоящему дома в этой незнакомой избе, где на самом деле родилась, с этой женщиной, которую видела впервые и которая приходилась ей двоюродной бабкой.
– Лютава рассказала тебе, кто такой Хвалис, – начал Лютомер, и Младина кивнула. – Он был нашим с ней братом по отцу. Его мать – рабыня заморская, и нам он не ровня, но отец любил его. Из-за него отца и погубили в конце концов. Тот самый дух подсадной из него все силы выпил, стариком до срока сделал. Ты, считай, за деда отомстила, что загнала Хвалиса под седлом до смерти! – Он усмехнулся.
