она не успеет. А значит, уже на днях у Бранемера появится новая молодая жена. Сразу, как только Велесово подземелье отпустит юную Ладу.
Впрочем, это уже мало волновало Миловзору. Время пылкой любви для нее давным-давно миновало; не ревнивая по природе, на Бранемера она давным-давно смотрела как на родича – ведь более двадцати лет вместе! Не выгнал со двора с позором бесплодную жену, чего еще желать? Она охотно приняла бы новую княгиню, как дочь или невестку, лишь бы та не видела в ней соперницу и была приветлива. С радостью нянчила бы детей этой новой княгини, видя в них продолжение рода, который не сумела продолжить сама. Но такая сильная боль пронзала сердце при мысли, что ее собственный родной сын Огнесвет в это время бродит по лесу, одетый медвежьей шкурой, перебирается через бурелом и ловит запахи леса чутким звериным носом, что хотелось умереть.
Бранемер может пытаться жить дальше – даже обязан, ведь он мужчина, князь и отец племени дешнян. Но для Миловзоры жизнь незадачливая кончена.
Князь Бранемер проснулся с дико бьющимся сердцем, задыхаясь. Во сне он пытался кричать, но с губ сорвался лишь какой-то жалкий писк, даже слюна потекла, как у дряхлого деда. Он торопливо утерся, стыдясь этого младенческого писка. Но он и ощущал себя беспомощным перед судьбой, словно младенец.
Двадцать с лишним лет он не видел подобных снов. Словно перенесся в давно минувшие года, когда ему однажды явилась во сне дева-удельница. И нынче ночью он видел ее – молодая женщина в белой одежде, с распущенными белыми волосами до колен, с мертвенно-бледным лицом шла к нему по увядшей траве и несла на руках маленького ребенка.
«Вот твой наследник! – сказала она, протягивая ему дитя. – Возьми и взрасти его, чтобы род твой не прервался».
А по бокам ее вдруг откуда-то взялись еще две женщины: средних лет и совсем старуха. При виде старухи-то он и испугался так, что чуть не закричал. Он помнил это лицо, давным-давно не виденное. Это была его мачеха, старая Данеборовна, которую двадцать лет назад однажды нашли на собственной постели… сгоревшей. Никто не понимал, как женщина могла сгореть, когда в доме не случилось пожара, утварь не обуглилась и живы все, кто ночевал в той же избе. Говорили, без колдовства не обошлось. Мало кто доподлинно знал, что так оно и есть…
Ту женщину, самую молодую, что несла ребенка, он тоже узнал. Это была Белодена Витимовна, дочь его младшего сводного брата. Сам Витим погиб уже лет десять как; его дочь растил Бранемер, и она целых шесть лет, с двенадцатилетнего возраста, исполняла должность дешнянской Лады. Он долго не отдавал ее замуж, поскольку не находил замены. Пару лет назад сделать это все же пришлось, чтобы не позорить род; мужа ей он нашел поблизости, чтобы Белоденка могла оставаться Ладой, пока не найдется и не женится Огнесвет. Ну, или пока не подрастет ее собственная дочь.
Однако удельницы напряли иную судьбу. Белоденка умерла первыми родами, и ребенок ее, мальчик, вскармливался пока в отцовском роду. В горький час Бранемер и сам думал, что этот ребенок – последний росточек рода Витимеровичей. И если не вернется Пребран, если боги не пошлют больше сыновей самому Бранемеру, то этот мальчик, правнук старого князя Божемога, останется единственным его наследником.
Так неужели ничего иного ждать не следует? Во сне к нему пришли три удельницы, принявшие облик предков того ребенка по женской ветви: Белоденки – его матери, Яросветовны – жены Витима и бабки ребенка, и Данеборовны – матери Витима и прабабки младенца. Пытались положить наследника ему на руки. Оттого он и закричал во сне, будто ему совали в ладони раскаленное железо.
– Нет! – Бранемер сел на лежанке, запустил пальцы в волосы, утер пот со лба. – Рано… вы меня хороните…
– Что с тобой? – Миловзора тоже приподнялась и прикоснулась к его локтю. – Домовой, что ли, душит?
– Да уж не лучше домового! Нет! – рявкнул Бранемер, глядя в темноту и обращаясь к тем, кого здесь сейчас не было. – Рано вы меня сажаете чужих внуков качать! Я вам еще не пень старый!
Ведь у него оставалась еще одна, последняя надежда. Богиня Лада, живущая под землей, как золотое зернышко, готовое проклюнуться на свет, едва оросит его животворящая Перунова влага.
Он не имел права владеть ею. Еще зимой сюда однажды явился полоцкий княжич Хортеслав со своей молодой дружиной и потребовал возвращения Унелады Красовитовны, с которой был обручен еще отроком. Предъявил кольцо и свидетельство своего кормильца и волхва, но Бранемер и сам знал, что утянул чужой каравай. Княжич Хортеслав был молод, но отважен, силен и уверен. Не робея, он глядел в глаза Бранемеру, годившемуся ему в отцы, и решительно требовал возвращения похищенной девы. Ах, если бы и его сын Огнесвет вырос таким же! Глядя на Хортеслава, Бранемер не мог подавить в себе зависти к его отцу.
Не показывая своих чувств, он невольно ответил то же самое, что и Лютава: Унелада приехала послужить богине ради завершения своих посвящений, а к Ладиному дню, когда Лютава привезет его собственного сына с невестой, Унелада вольна будет идти, куда ей вздумается. В опровержение этого Хортеслав мог предъявить только свой сон, однако не стал этого делать; тем более что девушка уже какое-то время находилась в священном заключении и вызволить ее оттуда до истечения срока было нельзя ни при каких обстоятельствах. Хорту пришлось смириться с тем, что до наступления весны своей невесты он не увидит. Но и уезжать он не пожелал, и Бранемер предоставил ему и дружине пристанище в одном из ближних городцов на Десне, чтобы дождался весны. Если Огнесвет вернется, особенно с невестой, у Бранемера не будет причины задерживать Унеладу. Если же не вернется…
Нынешний сон лишил его последних сомнений. Если Огнесвет не вернется, у него останется всего один выбор. Или взять за себя чужую невесту – или отдать свое наследие двоюродному внуку. А он в свои неполных пятьдесят лет еще не так дряхл, чтобы выбрать второй путь.
Решать предстояло уже сейчас. Ладин день стоял на пороге.
В это утро, как и каждое в последние пять месяцев, волхв Родовед рано поутру спустился в подземное обиталище Лады. С собой он нес охапку дров. Обычно Лада к его
