– Подожди! – взмолилась Младина. Наконец-то у нее проявилась способность задавать нужные вопросы вовремя. – А как же мой жених, тот, кого я во сне два раза встречала? Он говорил, что вот уже совсем скоро пошлет за мной!
– Ах, это! – Велезора рассмеялась. – Об этом не я, об этом Темная Мать позаботится. Поехал уже твой жених за тобой, да только… в другую сторону!
– Как – в другую?
– Не бойся. Ты ведь встречала уже белую волчицу? Она тебя в нужное место приведет.
– Моя зверь-мать?
– Это не зверь-мать.
– Но кто же? – Младина испугалась.
Если не зверь-мать, тогда что это за игрец?
– Чей это дух?
– Чей? – Велезора снова рассмеялась. – Да твой же собственный!
Последние слова ее донеслись издалека, и Младина толком их не поняла. Велезора взмахнула рукой, и Младину дернуло вниз… или вверх… Было чувство, будто она несется вверх, а весь мир вокруг стремится тоже вверх, но еще быстрее, и потому она опускается! Так или иначе, она крепко зажмурилась, а потом упала на что-то твердое, и сразу стало очень тяжело. А еще жарко и душно.
Безотчетным движением она сорвала с головы что-то, мешающее дышать и видеть. И наконец осознала себя сидящей на полу, на белом полотне, с платком и куском волчьей шкуры в руках. Перед ней стояла широкая миска с водой. А то твердое, на что она упала, – ее собственное живое тело.
Младина опустила в воду дрожащие руки, умылась. Стало полегче. Потом встала, одолев головокружение и усталость каждой мышцы, каждой косточки. Осторожно подняла миску, стараясь не расплескать, и понесла наружу.
В открытую дверь избушки рванулся свежий ветер, охватил ее прохладной волной, омывая и снимая следы усталости. Младина вылила воду из миски наземь и мысленно проследила, как она течет сквозь земную грудь до самых нижних глубин, до самой бездны. Влажный ветер трепал ее распущенные волосы, но она не мерзла в рубашке; наоборот, от нее шел пар, как после бани. Ветер пронизывал насквозь и освежал каждую частичку тела.
Держась за дверной косяк, она посмотрела в темную глубину леса. Потом подняла глаза к небу. Среди облаков белыми искрами мерцали звезды, будто само Всемирье своими бесчисленными очами смотрело ей в глаза.
После этого путешествия отношение Угляны к ее «дочери» изменилось. Ведунья стала смотреть на Младину как-то странно: не боязливо, но настороженно. Она ведь тоже видела и слышала все, что происходило при встрече Младины с ее чуром-вещуном.
Первым делом Угляна велела девушке сделать куколку из лоскутков и получше украсить ее цветными нитями и мелкими бусинками. В этой кукле будет жить ее чур-вещун, точнее, вселяться, когда Младине понадобится помощь. Научила, как обращаться с куколкой, как ее кормить, как разговаривать с ней, выражая почтение и благодарность к чуру-вещуну. Хранить ее надлежало в тайном месте и доставать только тогда, когда есть настоящая нужда.
Шло время свадеб, Угляну что ни день звали куда-то, где требовалось охранять женихов и невест от порчи и сглаза. Собираясь справлять свадьбу, люди первым делом приходили к ней с подношениями и звали в гости. В следующий месяц после Макошиной Недели бывало, что Угляна ездила с одной свадьбы на другую, не заходя домой. Младину она сразу же стала брать с собой, и вдвоем они объездили десятки весей и выселок.
– Гляди во все глаза! – перед первым же выездом предупредила Угляна девушку. – Если увидишь по дороге женщину незнакомую, девку раскосмаченную или бабку, сразу мне говори. Они, сестры мои бывшие, уж который год ни одной свадьбы не пропускают, все пытаются испакостить. Самим не свезло, так хотят чужое счастье отнять, а заодно и мне навредить.
– Было прошлой осенью, – рассказывала Угляна по дороге, когда Бессон из рода Бельцов вез их на свадьбу своего сына и племянника. – Ехали мы с Воротиловичами по невест в Ильгов городок. Знаешь, голядь там живет. Едем с невестами назад, а вдруг из лесу как выскочит одна, как закричит: «Дорога вам на лес!» – и клок волчьей шерсти кидает под ноги коням. Да я-то ждать не стала, кричу: «Дорога нам на поле!» – и в нее заговоренным корнем бросила. У нее, дурищи, оленьи рога и выросли, да здоровенные такие! Она ни с места, рогами запуталась в ветках, и шагу ступить не может.
– И что же? – спросила изумленная Младина, воображая жуткое зрелище: женщина с оленьими рогами на голове, застрявшая в кусте.
– Взяли ее мужики, морду в кровь разбили, чтобы больше колдовать не могла, и в реку сбросили, – со злобой ответила Угляна. Ненависть родни изрядно отравляла ей и без того трудную жизнь. – Не знаю, выплыла или нет…
– Шею свернуть надо было, – оглянулся правивший лошадью Бессон. – Ты смотри, мать, как следует. Если нам такая оленица повстречается – сильное слово ей скажи, чтоб прям померла на месте! У меня сын-то всего один, не хочу, чтобы он со своей свадьбы волком убежал!
По прибытии на место у ведуньи находилось много дел. Старшие в роду встречали ее на пороге и подносили угощенье – нарочно для нее испеченный пирог. В этот раз все быстро прослышали, что ведунья обзавелась выученицей, и пирог стали делать вдвое больше.
– Вот нам радость, что ты с помощницей теперь! – обрадовалась большуха Бельцов. – Мы уж думали, где ж ты найдешь-то себе? Как Хитрован когда-то Паморока нашел, незнамо где подобрал. Отец наш рассказывал, сам Хитрован-то хороший мужик, не вредный, ему поднесешь чарку, пирожком угостишь, поговоришь вежливо, он все и сделает, как надо! А с Памороком не столковаться было иной раз, хоть по шею в пироги его посади! Сам все к девкам подбирался, а не то грозил… тьфу на него! Мы и боялись, ты себе из
