а утром проснулись посреди кустов знакомой лядины. На краю ее нашли запутавшийся в жухлой траве гребень – хорошо знакомый Красовиту костяной гребешок для девичьей косы, который он сам когда-то подарил дочери…
Еще день отратили на поиск брода – там, где он всегда находился, теперь бурлило мощное течение глубокого русла. Красовит изругался: не может быть, чтобы осенние дожди полностью уничтожили брод! Искупав несколько людей и коней, стали искать другой, но так и не нашли – вода покрывала с головой, течение едва не погубило даже лошадь. А назавтра брод опять стал проходимым, а на камнях его застрял мокрый рушник – из тех, что Унелада вышивала себе в приданое…
Когда переправились за реку, потянуло дымом. Лесной пожар глубокой осенью, когда все кругом отсырело, – вещь невероятная. Огня нигде не замечали, но душным серым дымом тянуло отовсюду: от стволов, из-под мха. Люди и кони кашляли, задыхались, и скоро пришлось повернуть назад. Красовит намеревался продолжить путь завтра, когда наваждение к утру спадет, но дружина возмутилась.
– Не дразни игрецов, воевода! – сказал ему Божаня, выражавший мнение всех отроков – утомленных и встревоженных. – Дочка твоя хоть и молодая, а ведунья уже знатная. Еще бы – при такой-то матушке. Гребень нашли – ее, рушник – ее. Если тут поискать, и кресало ее найдем. Оно так выходит, не хочет она, чтобы ты ее нагнал и назад воротил. По своей воле ушла.
– Это моя дочь! – яростно отвечал Красовит. – Не ее дело – за себя решать. Хочет не хочет – найду и за косу домой приволоку! А князю Браняте, козлу старому, ярилку оторву под самый корень, чтоб знал, как молодых девок увозить!
– Твоя дочь, воевода, не простая девка! – вздохнул Божаня. – Она старшая дочь старшей дочери, многих княгинь и волхвит прямая наследница. Сама Леля в ней живет, ее нельзя за косу таскать. А то у всех девок враз косы отвалятся, что делать будем? Поедем-ка домой! А то она еще чего похуже придумает, вовсе из лесу не выберемся.
Как ни трудно было упрямому Красовиту смириться с поражением, считаться с дружиной приходилось и ему, а продолжать погоню не хотел никто. С чародеями бороться – себе дороже выходит, об этом каждый знал множество жутких повестей. И он повернул назад, кипя гневом на ту, которая во всем виновата – на жену. Почему она не исполнит просьбу Бранемера? Почему не вернет дешнянскому князю сына, чтобы тот уехал восвояси и успокоился? И почему она, леший ее возьми, не смотрит за единственной дочерью?
Ради такого случая Красовит сам отправился в лесную избушку Лютавы, хотя не бывал здесь почти никогда. Судя по тому, как жена его встретила, она знала, что он вернется ни с чем.
– Она хотела уйти, – спокойно отвечала Лютава на крики мужа, который, зная, что здесь их никто не услышит, отводил душу. – Она больше князя Браняту похитила, чем он ее.
– Ну а ты куда смотрела? В Навь, как обычно? А в Яви хоть гори все синим пламенем – муж, дом, дети, весь Крас-городок, вся земля наша!
– Я не знала, что она хочет бежать. Она отвела мне глаза. – Лютава улыбнулась, скорее довольная успехом дочери, чем раздосадованная собственной промашкой. – Она встала на свой путь и потому оказалась сильнее меня.
– Что ты несешь такое, навь вас всех пожри! – Красовит в негодовании грохнул кулаком по столу, так что подпрыгнули миски.
Он всегда был далек от колдовских дел, и их непонятность, неподвластность приводили его в бешенство.
– Слушай, коли не лень. – Лютаву ничто не могло вывести из равновесия, которое питала сама бездна подземельная. – В нашей дочери живет богиня Леля. А ее суть – весна, ее дело – любить и возрождать. Из-за Столпомеровых страхов Унелада слишком долго ждет, пока ее жених пришлет за ней, а богиня не может ждать. Богиня толкает ее к тому, кто нуждается в ее любви. А Бранемеру нужна не просто дева – ему нужна богиня Лада для его святилища. Он ведь жаловался, что не имеет достойной. А Унелада уже взрослая, ей уже тесно и тяжко здесь, при мне.
Она так сказала это «при мне», что Красовит понял: она имела в виду, что дочери-Леле тяжело жить под властью матери-Марены.
– Богиня в ней просилась на простор. Вот она и пошла, иначе богиня покинула бы ее. Не надо пытаться ее возвратить. Заставив дочь свернуть с пути Лели, ты разлучишь ее с Лелей.
По угрюмому лицу Красовита было видно: его бы обрадовал такой исход. Он давно привык видеть во «всем этом волховании» только помеху обычной человеческой жизни. Боги, конечно, нужны, но не прямо здесь, в доме, в глазах жены и дочери! Он-то был обычным человеком и порой тайком проклинал судьбу, которая сделала его единственным на свете пригодным мужем для Лютавы. С самого начала между ними стояла высокая стена, и за двадцать лет она не стала ниже. Единственный сын Радомер, опора и надежда всякого отца, рос молодцом хоть куда, но с самого младенчества был оборотнем и чародеем, лучшим другом и союзником матери, а с отцом держался почтительно, но оставался далек и непонятен. Боги отнимали у воеводы семью, но он ничего не мог поделать. И понимал, что эти женщины ничего не могут поделать с собой и теми силами, что в них живут.
А вслед за первой пришла и вторая беда. Установился санный путь, и довольно скоро в Крас-городок пожаловали почетные гости: посольство от полоцкого князя Столпомера. Приехали за невестой…
Своего единственного сына Столпомер потерял очень много лет назад. Тот погиб в сражении, еще будучи женихом, и не оставил детей. Кроме него, у Столпомера имелась единственная дочь Дивина, нынешняя смолянская княгиня. Выдавая ее за молодого князя Зимобора, Столпомер поставил условие, по которому старший внук передавался ему на воспитание, чтобы впоследствии стать его наследником. И через восемь лет в Полоцк привезли мальчика, княжича Хортеслава, который с тех пор и составлял семью стареющего князя. Через пять лет сам Столпомер подыскал ему невесту: Унеладу, дочь воеводы Красовита и Лютавы, внучку угренских и вятичских князей. Во время обручения Унеладе сравнялось всего восемь, и свадьбу назначили через девять лет. И вот они прошли, Хортеслав сам приехал за своей будущей женой.
Это было против обычая: при браке уводом жених умыкает невесту сам, но когда свадьба справляется по уговору между родами, он сидит на месте и ждет, пока старшие
