саварами, саварянами и полянами… Весь этот путь проделал когда?то род Радомира, прежде чем ветвь его, давшая жизнь Лютаве, обосновалась на Жиздре. И нужный ей витязь может быть где угодно! Три каравая железных сгложешь, пока дойдешь, три посоха железных изотрешь…
Как в сказании… При мысли о сказаниях ей на память немедленно являлся Красовит. Лютава невольно улыбалась, думая о нем. Она уехала, не закончив состязание. Как бы он не подумал, что она сбежала, боясь проиграть и не желая отдавать залог! Но когда она найдет своего жениха, косе своей русой больше будет не хозяйка и этого залога Красовиту не видать. А продолжить состязание Лютава хотела: у нее в запасе было еще немало повествований, сказов и песен. И мысленно она повторяла их, глядя на уползающие назад берега: с одной стороны луговина с рыжей лошадью и двумя пестрыми коровами, с другой – молодые сосны карабкаются на высокий песчаный берег. Каменистые отмели с присевшими отдохнуть дикими утками, коряги в воде, желтые кубышки на круглых темно?зеленых листьях…
Так вот: жил на Бояне?реке витязь, и звали его Буремир, Радиславов сын… Этот Буремир, о котором она в тот последний вечер не успела рассказать Красовиту – помешало появление Селяты со товарищи, – приходился внуком Радомиру Волкашичу.
А извилистая река все крутилась меж зеленых берегов, убегая вдаль, к сияющим облакам. Глядя на них, Лютава в который раз дивилась, как велик белый свет, гостеприимно раскрывающий объятия отважному страннику. Туда, в эти облака, и лежал ее истинный путь. К тому колодцу, что сторожат три вещие вилы, где живут души тех, кому предстоит родиться, и прядутся судьбы всех, кто ходит по земле. И чтобы попасть туда, очень высоко, ей, вероятно, придется спуститься куда?то очень глубоко… Как всегда бывает в Нави.
Когда над небокраем повисало желтое сияние заката, а серые брюха облаков подсвечивало багряным, путники выбирали место, отходили от реки – подальше от комаров и влажной сырости, что на рассвете уже студила до костей, – разводили огонь. В городцы ночевать не заворачивали: Лютаве не хотелось рассказывать о своих приключениях. Боясь сглазу и новой неудачи, она жаждала сохранить свою поездку в тайне.
Добытую за день рыбу запекали в глине или варили в котле, добавив крупы. Поев, скоро ложились спать. Черный лес тихо шумел над головами. Но Лютава долго не спала. Так непривычно было ночевать где?то на пути, не имея рядом брата. Она уехала на закат солнца, он – на восход. И сколько ни утешала себя Лютава, что так или иначе они еще увидятся – не пойдет же она на Дунай?реку, не повидавшись с родичами! – было чувство, что их связь разорвана навсегда. Теперь уже бесповоротно. И если Лютомер благодаря своей лебеди уже видит впереди свет опушки, что выведет его из темного леса к людям, то она пока бредет через бурелом, тщетно отыскивая на мхах след черного волка…
Была у Лютавы еще одна забота, из?за которой она избегала ночевок в жилых местах. Тайком просовывая руку под рубаху и щупая собственную спину, она замечала, что полоса волчьей шерсти вдоль хребта потихоньку расползается все шире. Этой бедой она поделилась только с бабой Темяной. Та сводила ее в баню, сама парила заговоренными травами, но шерсть не слезла – только заблестела.
– Уж коли леший пометил, так просто не смоешь! – покачала головой бабка. – Видать, это тебе от судьбы последняя весточка.
– К?какая весточка?
Лютава привыкла к суровому и прихотливому нраву своей доли, но это было уж чересчур!
– Не хочет больше твой черный волк ждать. Желает в белый свет выбраться – из тех же ворот, что и весь народ. Знак тебе подает.
– Так то из ворот! – в досаде нахмурилась Лютава. – Не из спины же моей он вылезти хочет!
– А хочет он сказать: если не выйдешь замуж и не родишь, сделаешься сама волчицей. А он другую девку выберет и пометит.
– Другую? – Лютава испугалась. – Какую?
– Не знаю. Может, Лютомерову дочь, как родится.
– Ой, матушки! – Лютава схватилась за голову.
Жутко было подумать, что ее проклятье перейдет на другую девушку – ту, которая еще не родилась, даже не зачата! И новая дочь рода через двенадцать лет уйдет жить в лес, будет всю свою юность искать жениха, чтобы выполнить волю упрямого духа?покровителя. И проклинать свою тетку Лютаву, которая не справилась…
– Стало быть, будет так, – продолжала бабка Темяна. – За суженого выйдешь – спадет с тебя волчья шерсть и станешь ты вновь гладенькой да беленькой, будто яичко. Ошибешься – на свадебных снопах волчицей обернешься и в лес убежишь.
Лютава застонала. Вот что приготовила ей судьба!
И вот что ожидает того, кто против воли судьбы вздумает взять ее в жены. В самый желанный для всякого жениха миг брачного соития молодая супруга обернется волчицей, соскочит с высокого ложа из сорока ржаных снопов и умчится в лес. После этого жених, пожалуй, до самой смерти ни на одну бабу уже и не взглянет без содрогания…
Лютава гнала эти мысли прочь, чтобы не разреветься. Но порой невольно улыбалась, воображая, как поступил бы на месте этого незадачливого жениха Красовит. Испугался бы? Ведь есть такие сказания: как приходит к молодцу медведица, просит взять ее в жены. И коли молодец не сробеет, наутро находит возле себя не медведицу лютую, а девицу красную. Если она и знает молодца, который решился бы обнять зверицу, то это, пожалуй, Красовит!
В Чадославль прибыли, когда уже заканчивалась жатва. Здесь все было благополучно: первенец Милемы, которого зимой нарекали, был здоров и подрастал, Милема другой раз ходила тяжелая. Урожай выдавался хороший, боги жаловали хорошей погодой.
Водворив Честишу под покровительство Милемы и женщин ее семьи, Лютава послала за Мыслятой.
– Привезла я тебе невесту – ту самую, на кого тебе Лесава указала. Девка зрелая, в невестах уже пять лет, как раз тебе под стать. Собой хороша, приветлива. Авось теперь тоска не нападет, – улыбнулась Лютава. – Как закончите жатву, готовь свадьбу. Не успеешь оглянуться, как будет у тебя сын – бел как сыр, за ним еще один, а потом и дочка – ясная звездочка. А как впрыгнет твоя Лесава в поневу – замуж не торопи, а пришли ко мне. Я ей передам богатство, что причитается.
