надежду. Не так чтобы живой князь Святомер сильно мешал ему… но все?таки усложнял то, о чем он теперь уже, избавившись от венка вещей вилы, мог себе позволить мечтать.
А взгляд Черного Ворона – пристальный и осуждающий – говорил о том, что он прекрасно видит эту радость и понимает ее причины.
– Твоя вина.
– Что ты говоришь, братец? – Лютомер положил на ствол обе руки, будто думал взобраться. – Чем я виноват? Меня там и близко не было – и когда его ранили, и потом. Я только от тебя и узнал…
– Руки твои не виноваты. Но он умер?р, потому
Лютомер помолчал, пытаясь это осмыслить. Старший брат был мудрее его и знал больше.
– Ты… далеко забрался, – отчасти с уважением продолжал Черный Ворон. – Я думал, ты так всю жизнь по лесу и пробегаешь. Особенно как ты венок вещей вилы взял. Я думал, ты выбрал навсегда остаться молодым – жить со своей стаей и не знать другого мира, кроме леса. Дева – это молодость, дикая юность, упоенная своей растущей силой и не знающая узды обязанностей. Дева исполнила бы все твои желания, пока ты желал бы оставаться в молодой стае. Но ты все изменил. Ты взял любовь Девы и сделал ее Матерью. А тем самым ты переменил всю свою судьбу и судьбу тех, кто с тобой связан. Ты заставил реку течь в другую сторону! Теперь твоя покровительница – Мать. Она выведет тебя из Леса и проводит в Дом. Из дикого волка она сделает тебя человеком, князем, хозяином, отцом, дедом… И эта смерть Святомера – первый ее шаг к твоей новой судьбе. Пойдем, – добавил он, видя глубочайшее недоумение в серых глазах своего младшего брата.
Он спрыгнул с ветки, но не пал на землю. В воздухе мелькнуло нечто черное, хлопнули крылья, и вот уже ворон взмыл над дубом и сделал круг, ожидая, пока Лютомер встанет на четыре волчьих лапы.
Бежать пришлось недолго. Дубрава сменилась березовой рощей, и на поляне Лютомер увидел источник – песчаную яму, где бьющие снизу струйки поднимали венчиком мелкие золотистые песчинки, хорошо видные в прозрачной воде. На склоне пригорка рядом с источником сидела женщина в ярком наряде молодухи и кормила грудью младенца. На голове у нее был высокий убор с красными рогами и шерстяной бахромой, и юное свежее лицо под этим убором казалось еще белее и румянее.
Увидев ее, Черный Ворон мигом снизился и принял человеческий облик. Лютомер сделал то же, благо в Нави это не стоило им почти никаких усилий.
Женщина подняла к ним глаза, оба разом поклонились. Лютомер покосился на Черного Ворона: у того был столь почтительный вид, что не оставалось сомнений, к кому он его привел.
Оба осторожно приблизились, будто пробуя с каждым шагом, насколько близко им дозволено подойти к источнику судеб мира. Женщина приветливо улыбалась. На лице ее отражалось утомление, как у всякой матери маленького ребенка, но в то же время оно сияло, будто внутри ее головы жило само солнце, чьи лучи пронизывали кожу, а небо ясной голубизной выглядывало из глаз.
Лютомер смотрел то на нее, то на ребенка. Его было трудно удивить чем?то даже в Нави, но сейчас он не чувствовал земли под ногами, не чувствовал своего тела, будто растворялся в этом теплом воздухе. Уж слишком мал был даже он, сын Велеса, перед этой силой…
В лице юной Матери он видел явное сходство с той Девой, с которой встретился на поляне в день Ярилы Молодого. Но чем дольше смотрел, тем яснее различал приметы самых красивых женщин, каких знал. Своей матери – княгини Велезоры. Жены Святомера гостиловского – Семиславы. Потом Дивины, Зимоборовой молодой княгини… Мелькнуло нечто общее с Лютавой. Его собственная душа наделяла Мать наиболее желанными для него обликами.
А ребенок… Он смотрел и не мог поверить. На руках у Матери лежала новая Дева. Та самая, что неизбежно появляется, когда прежняя становится Матерью. И он был ее отцом… Он – и Велес. Через Велеса он стал отцом новой Девы, богини будущего. А Велес – через него. И сейчас, глядя на мать и дочь, он не помнил себя и не знал, кто он такой…
– Здравствуй, друг мой желанный! – тихо, чтобы не потревожить задремавшего младенца, проговорила Мать. – Спасибо, что навестил. Хороша ли моя дочка?
Она улыбнулась, и на поляне стало еще светлее.
– Хороша… – каким?то чужим голосом прошептал Лютомер.
Это был просто младенец, такой же, как бесчисленное множество других – и, как бесчисленное множество других, прекраснейший в мире. В этом круглощеком маленьком личике со светлыми, чуть заметными бровками и закрытыми глазками сосредоточились вся красота, вся сила, все будущее мира. Богиня будущего – в каждом младенце, поэтому каждый младенец – божество. И эта одна из немногих истин, открытых каждому смертному.
– Ты дал мне ее. – Мать приподняла дочку и нежно прижалась щекой к ее личику. – Взамен и я дам тебе все, чего ты желаешь. Дам жену, которую ты хочешь, дам детей, которыми ты сможешь гордиться. И семья твоя будет – все твое племя. А когда жена родит тебе дочь, помни, кто ее сестра…
Она снова прижалась лицом к головке младенца, улыбнулась и поманила Лютомера:
– Подойди.
Он сделал еще несколько шагов. Неужели она хочет дать ему ребенка? Лютомер не знал, как мог бы его взять. Боялся, что не справится с руками – настолько огромным казалось собственное тело, размером во все мироздание.
Но Мать, держа девочку на коленях, сняла с пальца кольцо и протянула ему:
– Возьми. Этим перстнем я с тобой обручаюсь, как ты со мной другим обручился. И пока он с тобой, моя любовь с тобой.
Лютомер протянул руку, видя ее будто издалека. Не вставая, Мать надела перстень ему на палец. На щитке он увидел ромб, рассеченный крест?накрест на четверти, в каждой из которых стояла точка. Это «нива засеянная», знак плодородия и плодовитости. Знак Матери.
