Тхломн резко выдохнул.
– Я должен идти, – глухо произнес он.
– Сейчас? – потрясенно спросил Райгр.
– Немедленно.
Тхломн бросился из дома прочь. Он не думал ни о том, что будет делать, когда проникнет в дом Накти, ни о том, сумеет ли сыграть роль раба. Он спешил туда, где растратила последние силы Муйтх, туда, где держали сейчас в плену Лутх, он бежал, потому что на бегу можно было не думать о том, что Муйтх больше нет.
– Постой! – услышал Тхломн голос за спиной, но не оглянулся. Райгр нагнал его и, тяжело дыша, пристроился по левую руку.
– Погоди, не спеши так, – попросил Райгр, – если придешь туда запыхавшимся, кто-нибудь обязательно заметит.
Тхломн не ответил, но сбавил шаг.
– Знаешь, – сказал он, – я ведь хотел предложить Муйтх… С первого дня, с тех самых пор, как мы поселились в этом проклятом городе…
– Хотел предложить что? – удивленно переспросил Райгр, но Тхломн прервал его:
– Я думал предложить ей стать моей
Тию была рабыней в доме Накти, сколько себя помнила. Ее мать и отец тоже были рабами, и тела их сейчас лежали в небольших могилах поблизости от гробницы покойных хозяев. Самой Тию тоже была обещана подобная милость – маленькая могилка неподалеку от гробницы Накти. Это позволило бы ей и на том свете пользоваться расположением хозяина и получать долю тех благ, что должны были выделить на посмертие хозяина его дети.
Накти был хорошим господином, его покойная жена – справедливой, хотя и требовательной госпожой. Когда она умерла, Тию одно время опасалась, что овдовевший храмовый писец приведет в дом новую жену – кто знает, как бы тогда все сложилось. Но Накти не оказался подобен тем старым глупцам, которые гоняются за девчонками, любительницами вить веревки из стариков. Писец проводил вечера взаперти, над свитками папируса. Тию вела дом, следила за одеждой и изредка, чем дальше, тем реже, согревала Накти постель. Потом она всякий раз просила покойную госпожу не сердиться на старую Тию. Ведь она всего лишь помогала хозяину переносить одиночество, а не пыталась занять место умершей.
Пришлый человек, которого Накти называл Рахотепом, не понравился Тию с первого дня.
– Его глаза, словно воды великой реки, – сказала она хозяину. – Глубокие, мутные, и никто не знает, что лежит на самом дне.
Накти рассмеялся тогда и похлопал Тию по плечу.
– Ты слишком умна для рабыни, моя Тию. Но не думаешь же ты, что твой господин – простак?
Зачем писец отправился в путешествие с Рахотепом, Тию могла только догадываться. Два года она по приказу Накти содержала дом в порядке и чистоте с помощью молодого Кебу, юноши неглупого и сильного, но слишком своевольного, чтобы быть хорошим рабом. День, когда хозяин вернулся, был одним из самых счастливых в жизни Тию. Если бы только не этот человек с мутными глазами, который поселился в доме писца и взялся командовать ей и Кебу так, словно он, а не Накти, был теперь их господином. Тию попробовала было пожаловаться, но Накти лишь прикрикнул на нее:
– Мы заняты важным делом, Тию. До тех пор, пока мы не покончим с ним, Рахотеп будет жить в моем доме и ты станешь выполнять его приказы и поручения. Если только они не пойдут вразрез с моими, – добавил Накти, немного подумав.
Самым обидным было то, что мальчишка Кебу, похоже, был посвящен в хозяйские тайны. Накти строго-настрого запретил Тию спускаться в подвал и велел посылать туда Кебу всякий раз, когда ей понадобится зерно или сыр. Что такого могло быть в подвале, о чем нельзя знать Тию, но позволено Кебу?
А теперь еще Рахотеп вдруг сказал Тию, что хозяин уехал и будет отсутствовать несколько лун.
– Кебу пошел проводить его на корабль, – бросил Рахотеп небрежно. – Я поживу здесь, пока Накти не вернется. Он велел передать, чтобы до его возвращения вы с Кебу считали хозяином меня.
Тию едва не заплакала, услыхав это. Что-то явно было не так. Неужели своей преданностью она не заслужила хотя бы того, чтобы хозяин сам отдавал ей приказы? И почему он, уезжая, даже не попрощался с ней?
Чтобы отогнать дурные мысли, Тию взялась чинить хозяйскую одежду. Вскоре ее подозрения стали еще сильнее: по всему выходило, что писец отправился в путь лишь в том, что было на нем, не захватив даже лишней пары сандалий. Тию так разволновалась, что, едва Кебу вернулся, немедленно бросилась к нему с расспросами:
– Куда уехал хозяин?
Юноша посмотрел на нее таким взглядом, словно впервые увидел.
– Разве он сам тебе не сказал?
– Нет, – поджав губы, призналась Тию.
– Тогда, пожалуй, и я не буду об этом говорить. Вдруг он не хотел, чтобы ты знала?
– Заносчивый мальчишка, – в сердцах воскликнула Тию, – с каких это пор ты стал таким важным?
– Где Рахотеп? – спросил Кебу, словно не услышал ее слов.
– В своей комнате, – проворчала Тию.
– Посторонись, дай мне пройти.
