забавно наморщив розовый нос и тут же позабыв про злость и обиды.
Непосредственность трунов, прямо-таки граничащая с детской, меня неизменно поражала и восхищала одновременно. Сама порой веду себя так же.
– Мьяло, дорогой, Мишка служит в элитных войсках Земли. Его мускулы – результат многолетних упорных тренировок, – примирительно улыбнулась я. Говорить, что мускулами еще и пользоваться хоть иногда надо, не стала. Трусливый нрав трунов всем известен. – Твоя же ценность – в мозгах. В конце концов, кто создатель полидерия?
Мужчина в самом расцвете лет ухмыльнулся уверенно и слегка заносчиво:
– Этот козырь я оставляю на крайний случай. Хочется привлекать своей красотой, а не тем, что я помог добиться ее другим…
– Тебе надо почаще появляться в СМИ, тогда твоя популярность станет самым беспроигрышным аргументом, – вроде пошутила, но идейку подкинула, судя по загоревшимся глазам бывшего наставника.
– Да я с удовольствием, но ты же знаешь: признание и популярность достаются Хиаро. У него маниакальная любовь к себе любимому. Я не раз наблюдал, с каким восторгом он смотрит новости, где мелькает его рябая физиономия. Сколько раз намекал: синий цвет ему совершенно не к лицу…
– Мьяло, директор нашего исследовательского центра имеет полное право и даже обязан мелькать в инфосети. – О цвете лица нашего начальства слушать не хотелось. – А ты не забыл, что в один прекрасный день сам отказался от этой должности?
– У меня научная работа, а директорские обязанности только мешали бы заниматься любимым делом, – снова разозлился Мьяло.
– Каждый сам расставляет собственные приоритеты, – многозначительно закончила я разговор, освобождая локоть из руки труна и входя в божественную прохладу университета. – Ты, кстати, не видел моего начальника? Никак не могу связаться с Аэном.
Мьяло пожал «лоскутно-игольчатыми» плечами.
Мы прошли процедуру идентификации, прежде чем войти в закрытую зону исследовательского центра. Сначала – по рисунку сетчатки глаза. Затем – по отпечаткам пальцев, по раковине уха. И наконец – по голосу.
Оказавшись в знакомом до последней щелочки коридоре, Дож неожиданно ответил:
– Прости, вылетело из головы. Он в медицинском центре сейчас.
– А что случилось? – Я даже остановилась, услышав нерадостную новость. – Заболел?
– Нет вроде. Вообще странное решение. И явно не вовремя. Его лаборанты и ординаторы недоумевают. Вчера меня терроризировали, что им дальше делать. Сегодня наверняка к тебе придут. По непонятной причине Шудерино два дня назад неожиданно лег на операцию.
– Какую? – опешила я.
Мы стояли в коридоре с белоснежными стенами. И хотя белый я не люблю, он неизменно успокаивает глаз от многоцветья снаружи.
– В подробности я не вникал, но у него с почкой проблемы были. Ему еще год назад предложили трансплантацию, а он тянул. Сама же знаешь: твой начальник панически боится любых операций.
– Я в курсе его паранойи.
– Ну вот и я о чем. А тут вдруг ни с того ни с сего решился лечь под лазер.
– Видимо, состояние ухудшилось? – расстроилась я, потому что Аэн Шудерино – скорее коллега, чем мой начальник.
С этим солидного возраста, но еще не старым мужчиной, ценившим, уважавшим и любившим меня как специалиста, было легко работать. И я отвечала ему тем же.
– Да какое состояние-то? – нахмурился Дож. – Мы с ним неделю назад говорили, и о здоровье в том числе, чувствовал он себя прекрасно, все у него в порядке. Да и операцию ему предлагали больше для проформы. Статистически его случай входит в зону риска неожиданных осложнений. И он весьма язвительно отзывался об этой статистике и медиках в целом. А три дня назад мы с утра договорились о совместном рейде по барам на выходных и… – Дож, отметив мои заинтригованно приподнявшиеся брови, замолчал.
– Но по какой-то же причине он внезапно изменил решение? – Мне стало еще тревожнее.
Мьяло двинулся по коридору к своей лаборатории. Набрал код, шагнул за порог, обернулся и тихо продолжил:
– Слухи пошли. Военные к спецам из разных областей обращались… Кое-кого после забрали…
– Думаешь, что-то любопытное опять нашли? – заинтересовалась я.
Мьяло хмыкнул, мрачно посмотрев мне в глаза:
– Я бы не радовался на твоем месте.
– Почему?
– Если военные нашли что-то любопытное, считай, однозначно пакость какая-нибудь. Шудерино тот еще хитрец, а неприятности чует – дай высшие мне бы так. Может, потому и «слег» срочно: счел, что операция – оптимальная возможность переждать неприятности.
– Наговоришь еще, – расхохоталась я. – Тебе только своим детям страшилки рассказывать.
Дож мягко усмехнулся, как всегда, когда речь заходила о его детях – семерых от разных и, самое удивительное, неизменно счастливых, но скоротечных браков.
– Ты сама еще ребенок, – снисходительно заявил он. – И это в двадцать семь лет. Странно, почему только ты в мои страшилки не веришь никогда.
В груди всколыхнулась старая грусть:
– Наверное, потому что видела события пострашнее, чем твои истории.
