Оденсе шмыгнула носом. Глаза у нее действительно были округлившимися от ужаса.
– Почему – казнить? Мы же не убийцы, не грабители…
Листопад усмехнулся:
– Это мы-то? А врешь ты гладко. Или это память девичья, короткая?
– Ну это же не специально было все…
Монах посерьезнел:
– Смотри-ка, ты научилась сговариваться с совестью. И это та девочка, что покорно умирала на чердаке, вместо того, чтобы спуститься и стащить еды с ближайшего огорода. Покушение на соседскую капусту было вселенским грехом, даже в свете вероятной смерти от голода. И ведь совсем недавно это было. А теперь? Нападение на монаха, грабеж его же прямо посреди спокойного Веньеверга, потом несчастный низкорослик… А ты помнишь, что мы его зашили и бросили? А что, если он там умер от голода или бабка его зашибла? И ты все эти грехи быстро так отпустила себе…
Оденсе подняла глаза, встретившись с его взглядом. Она надеялась увидеть хотя бы намек на такой милый ей веселый тон, означающий, что все сказанное не более чем шутка. Но в этот раз монах был предельно серьезен. Он смотрел в глаза берегини и пытался найти какую-то сокровенную истину.
– Наверное, поэтому Светлое Братство так рьяно оберегало не только маленьких берегинь, но и их семьи. Ты жила словно в мягкой пушистой реальности, в которой невозможно удариться, как сильно бы ты ни упала. В обычном мире тебе приходится бороться, но это утомительно – и ты опускаешь руки и вместо борьбы в конце концов начинаешь торговаться.
– Я не торгуюсь! – Из глаз Оденсе брызнули слезы. Слова монаха заставили зазвучать все тщательно заглушаемые ею голоса, твердившие, что она одна виновата во всем. – Я все понимаю. Но не хочу все время думать об этом.
– А это еще хуже. Делать что-то, знать, что это неправильно, – и не думать об этом.
– Я пытаюсь жить.
– Нет, – покачал головой монах. – Ты пытаешься жить как все. А это не одно и то же.
Он помолчал, потом потянул на себя край шубы, чтобы спрятать под нее озябшие ступни.
– Тем более ты не такая, как все. И ты это знаешь. Тогда для чего тебе глупые оправдания? Ты должна отдавать себе отчет за каждый шаг и нести ответственность за них. А не стараться тут же отмахнуться и забыть. Именно потому, что ты можешь их помнить, можешь понять, почему это неправильно. Для того чтобы изо всех сил стараться не оступиться вновь. И остальным это знание передать. А что будет, если отмахнешься? Оправдаешься?
– Я не буду чувствовать себя виноватой.
– Именно! А чувство вины великолепный моралист. Оно даже лучше, чем я. Со мной разговор редко на эти темы заходит. А вина – она всегда рядом, никогда не устает. И если не душить и дать волю, орет так громко, что можно оглохнуть.
– Пусть даже так. Что это меняет?
– О, зачастую это меняет все. Когда появляется такой человек – мир меняется.
Оденсе подсела поближе к мужчине и поделилась с ним теплом своей шубы.
– Если бы я не оправдывалась, мир был бы другим?
Листопад наконец снова улыбнулся:
– Ты так буквально все понимаешь…
– И мы были бы не в клетке? И кандалов не было бы?
– И рубишь сплеча.
– Моя совесть – это моя совесть. И на окружающий мир она никак влиять не может.
– Это говоришь ты? Берегиня, которая исцеляет мою руку, меняя мир, утверждает, что человек не может этого делать? Так что – ты делаешь невозможное?
– Это дар! – воскликнула Оденсе. – Это воля Создателя, милость Его к своим занедужившим детям, и Мать Берегиня дает на это силы. При чем тут я? Я сама не меняю ничего.
– Ты не понимаешь, потому не можешь этого принять. Если ты посмотришь на мир в целом, ты увидишь – каждый из нас меняет что-то вокруг себя. Меняем других людей. И весь мир в целом становится другим. Но начинать все надо с себя.
– Мир меняется, а мы по-прежнему остаемся под арестом, заметь. – Оденсе усмехнулась, а потом прижалась к боку монаха. Она почувствовала, что тот продрог насквозь. – Но даже по твоим словам выходит, что один человек ничего не может изменить. Тех, кто меняет мир, должно быть много. Это должно быть Светлое Братство. Или орден. У них получается, к слову сказать. Должна быть какая-то сила.
– Иногда одного человека достаточно. Ты не слышала о Небывалом королевстве?
– Это такая сказка?
– В этой сказке все до единого слова – чистая правда, поверишь?
– И наверняка каждое из них меняет мир!
Листопад внимательно посмотрел ей в глаза и весомо ответил на ее замечание:
