Снег таял, трещал и крошился на реках лед, плыли куда-то ленивые льдины. А обещанного Рыманом подкрепления все не было.
Оденсе приснился крик Листопада. Она не запомнила сон – ни начала, ни конца, ни причины, породившей крик.
Она открыла глаза.
Опять стучали в дверь. Стук был необычным. Он просто сносил дверь с петель. Берегиня подскочила на кровати и закашлялась от проникшего в комнату дыма:
Пожар! Схватив ребенка на руки, она подскочила к двери. Оттуда кричали, звали ее по имени.
Оказавшись на улице в ночной рубашке и валенках, берегиня растерялась от творящегося вокруг сумасшествия. Гудело пламя, плясал слишком яркий для глубокой ночи свет, метались люди. Разбудивший ее дружинник махнул в сторону ворот крепости:
– Выбирайтесь! – Сам он вернулся к тому, чем занимались все вокруг. Он тушил пожар.
Все крыши зданий внутри крепостных стен горели.
– Как это? – прошептала одними губами Оденсе. – Везде же еще снег лежит. Как снег может гореть?
– Ма, мне холодно, – захныкала девочка, обхватив ее ручками.
– Потерпи, моя родная, сейчас мы пойдем к папе… – Она поставила ребенка на снег, а сама метнулась обратно в дом, вытаскивая из сеней первое, что попалось под руку из одежды.
– Мама! Мама! – доносился до нее испуганный голос дочки.
Огонь гудел над головой, трещали балки, удерживающие кровлю. Оденсе мгновенно вспомнила Бадира, чуть не погибшего при возвращении в горящее жилище.
«Кто-нибудь станет вытаскивать меня? Сейчас – точно нет, не до этого. Сейчас ни до кого…»
Маэль прыгала по снегу, поджимая то одну ножку, то другую.
Оденсе завернула ее в свою шубу и подняла на руки.
– Я замерзла! – вскрикнула девочка, стараясь согреть ступни о материнское тело. Оденсе, прижимая ее к себе, побежала к воротам. Сквозь искры и вырывавшиеся языки пламени. Ворота были заперты.
– Откройте! Откройте! – закричала берегиня.
– Стой, куда! – Бадир поймал ее, перехватив поперек тела. Отблески пламени прыгали по темно-розовой сетке незаживших еще ран на его лице.
– Они только этого и ждут, чтобы мы открыли ворота!
– Но мы же здесь сгорим!
– Если откроем, они ворвутся сюда. Ты понимаешь? Тех, кто пробрался внутрь, убили, и мы продолжаем стрелять со стен. Их много. Они пытаются нас выкурить из крепости, как медведей из берлоги.
– Из-за этого погибли твои дети? Ты их тоже не выпускал? – кричала Оденсе. – Теперь ты считаешь, что всех детей вокруг нужно сжечь?
– Мама, пойдем домой! Я хочу домой! – плакал на ее руках ребенок.
– Отпусти нас!
Сотник отвесил Оденсе такую увесистую оплеуху, что она чуть не упала.
– Выйти наружу – это верная смерть! Поднимись на стену, если совсем своей жизнью не дорожишь, посмотри, что снаружи творится!
Берегиня прижала ладонь к горящей от удара щеке. Она осознала весь ужас нынешнего положения и прошептала:
– Там же Листопад остался и мой Идар…
Она села на землю у стены, прижимая к себе дочь. Мимо метались люди, крича и перетаскивая стрелы, бревна и кадки с водой. Камни крепостной стены холодили ее кожу, а перед глазами ревело пламя. В какой-то момент у казармы обвалилась крыша, снопы искр полыхнули в разные стороны, накрывая все вокруг огненным дождем. На секунду внутри крепости стало очень тихо.
И вот тогда берегиня услышала шум бушующего за стенами пламени разгоревшегося боя.
Словно эхо, вторя ударам сердца, мерно бил в дерево ворот таран.
Неотвратимый стук, лишающий надежды. Так стучат по гробовым доскам.
– Мама, пойдем домой, – шептала Маэль. Она вздрагивала от каждого удара. – Ма, пойдем, наружу выходить опасно…
Ворота жалобно застонали.
Бадир с харадцами уже ждали тех, кто так страстно желал проникнуть внутрь. Глаза сотника в хищном прищуре не отрывались от готовых вот-вот треснуть бревен.
Дерево взорвалось щепками. Пока таран отводили для следующего удара, кто-то из харадцев успел выпустить в образовавшийся проем стрелы и ранить тех нападающих, кто был сейчас ближе всех.
Со следующим ударом ворота разлетелись. В крепость с криком ворвались потловские молодчики. Оденсе сидела все в том же месте, стремясь вжаться в каменную кладку. Маэль кричала не переставая, и берегиня уже не слышала ничего, кроме этого крика. Она даже не была уверена в том, что не кричала сама.
Люди вокруг нее убивали друг друга.
Жестоко. Без устали.
Рубили друг другу руки, подрезали сухожилия ног, перерезали шеи.
