— Кэри? — обращается к ней Макс.
— Спутник — это один из наших дронов. Он будет здесь через шесть минут. У тебя есть шесть минут воздуха, а у меня скоро останется две.
— Верно, да. Прости…
— Ничего страшного. Мы должны были попробовать сделать что-то раньше. Всегда существует опасность непредвиденных обстоятельств. Если бы не твоя попытка с топливом, не исключено, что я убила бы нас озоном.
— Но ты могла справиться и получить черный кислород, а это огромное достижение.
Она смеется:
— Это было бы нечто, правда? Вот тебе и физика.
— Я думаю, фактически это химия.
— Очень смешно. Теперь послушай, потому что я пытаюсь говорить по существу.
Макс делает серьезное лицо:
— Я заметил.
— Ты выживешь и исправишь то, что мы начали ломать. — Она берет его за руку. — Потому что мы вольно или невольно способствовали возникновению цепной реакции. Мы привлекли так много внимания к одному правилу, которое нам не понравилось… подорвали понятие о высшем благе. — Она смотрит на него, взывая к его пониманию. — Я не думаю, что Европия была для меня утопией. Я никогда не вписывалась в идеалы индивидуализма, но это не значит, будто я рада тому, что они рушатся. Поэтому, пожалуйста, Макс. Тебе нужно вернуться и все исправить.
— Я не могу этого сделать, Кэри.
Она вздыхает:
— Я боялась, что ты так скажешь.
— Тебе нужно знать: я видел свою жизнь без тебя, и, откровенно говоря, она мрачная.
— Она может стать нормальной.
— Я знаю, что нет. Я видел это, — говорит он. — Моя семья не простит мне, и для меня там, внизу, не останется места. Навыки, которыми я владею, вещи, которыми хочу заниматься… Я никому не нужен, если тебя нет. Без тебя я не герой.
Кэрис задумывается.
— Но мы разрушили это, Макс.
— Нет.
— Да. Мы способствовали тому, чтобы они начали пересматривать правила. — Она прикасается к нему.
— Это может быть правдой, — говорит Макс, — и мне больно признавать это, но любая система, которую смогла сломать моя любовь к тебе, похоже, изначально являлась достаточно хрупкой.
Она выдыхает, снова взяв его за руку:
— Вау.
— Я знаю.
— Я в это не верю. Макс Фокс отвергает утопию?
— Это правда.
— И еще, извини, ты только что сказал, что любишь меня?
— Конечно люблю. Я сожалею лишь о том, что нечасто признавался в этом. Мне стоило говорить такие слова каждый день.
— Нет, — тихо отвечает она. — Так это почему-то кажется более значимым.
— Я пытался. Особенно на корабле. Мне всегда нравилась та часть из «Гамлета», где он пишет письмо Офелии. Я хотел прочесть ее тебе — сегодня утром.
— Правда?
— Да.
Он откашливается.
