— Поистине фантастическое место. — Глотнув немного вина, он соскользнул со своего стула. — Кэрис, думаю, тебе бы там понравилось. Я как-то пел там песню — классическую, о любви. Сейчас спою ее тебе.
Господи, только не это!
— Слушай, может, не стоит? Макс принес пудинг…
Оливье взял гитару и, пока Кэрис проклинала свою мать за то, что та заставила ее сохранить этот проклятый инструмент, начал бренчать, приближаясь к ней.
— Давай я помогу, — сказал Макс, поднявшись, чтобы забрать тарелки, стоящие перед Кэрис, и мягко протиснувшись между нею и ее поклонником. Окинув взглядом стол, он спросил: — Как насчет десерта?
— Великолепная идея, — отозвалась она.
— Не поможешь ли мне? — продолжал он, в то время как Оливье яростно бренчал на гитаре за ними.
— Конечно. — Она попыталась осторожно пробраться мимо все еще играющего Оливье, но тот наклонился над ней, в его дыхании кружились винные пары.
Когда Кэрис отпрянула, Макс, вытянув руку, зажал пальцами лады, и звук гитары оборвался приглушенным металлическим шумом. Ухажер Кэрис остановился в замешательстве.
— Десерта? — сладким голосом спросил Макс.
Побежденный, Оливье плюхнулся обратно в кресло, и Астрид погладила его по запястью.
— Не всем дано понять высокое искусство. — Она наполнила доверху его бокал и развернулась к нему. — Они просто не понимают.
Макс и Кэрис отнесли тарелки на кухню. Девушка закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, выдохнула. Макс стоял рядом.
— Черт возьми, — сказала она, глядя в потолок. — Это было настойчиво. Спасибо тебе.
— Я не могу поверить, что люди так себя ведут на цивилизованных вечеринках. Как думаешь, — продолжил он, — может, он хотел, чтобы мы присоединились и… сымпровизировали что-то? Я подыграл бы ему на каком-нибудь бонго, Лилиана могла бы сложить вместе пару ложек и трещать ими, словно маракасами…
— Мозг Оливье протаранило бы нечто вроде огромных цимбал…
— Это точно можно устроить.
— Я не против пробежаться по клавишам…
— Ты играешь на пианино?
Кэрис кивнула.
— Классно. Где оно?
Она вытянула пальцы, все еще держа тарелки, и улыбнулась.
— Ох, конечно. Ты можешь играть на пианино где угодно. Просто у тебя есть традиционная гитара. В другой комнате.
— Это мамина. Мы храним ее по очереди, в зависимости от того, кто живет в более холодном климате. Она говорит, влажность вредна для инструмента или что-то в этом роде. На самом деле мама одержима ею. Я же обычный хранитель гитары Гвен, и то совсем ненадолго.
— Значит, она бы огорчилась, если бы узнала, как надругались над инструментом сегодня вечером?
Они снова тихо рассмеялись, и Кэрис поставила тарелки в раковину. Макс, вытащив хлопковое кухонное полотенце, перекинул его через плечо, выкладывая шесть десертных тарелок и напевая мелодию Оливье. Они захихикали.
— Где сейчас твоя семья? — спросил Макс.
Кэрис оперлась на стол, наблюдая за тем, как он раскладывает и украшает чаши с десертом.
— Мои мама с отцом в этот раз живут на В14. Мой брат работает в команде помощи в бывших Соединенных Штатах…
— Паршиво. В самом деле?
— Да. Мы уже давно ничего от него не слышали, как, впрочем, и ожидали, но все равно это тяжело. Думаю, средства коммуникации там не настолько важны, как доставка пищи и воды выжившим. Моя сестра находится на португальском Воеводе.
— Ах, — выдохнул Макс, проводя пальцем, накрытым кухонным полотенцем, по ободкам чаш. — Вот откуда твои безумные навыки в португальском, проявленные раньше на Майндшер.
Она улыбнулась:
— Ты уловил это, да?
— На скольких языках ты можешь изъясняться?
— На пяти, наверное? Шести? Скоро будет шесть. Я начала изучать греческий. А ты действительно говоришь на всех этих языках?
— Я разве похож на того, кто оставляет перевод своему чипу? — Он поднял брови.
— Нет, — ответила Кэрис, оценивая его взглядом. — Ты похож на того, кто много трудится. — Потянувшись, девушка перевернула его руку ладонью вверх. — На работягу. — Она поняла, как по-дурацки это вышло, и вспыхнула румянцем. — На кого-то, кто зарабатывает себе на пропитание. Того, кто поддерживает работу магазина, так как пообещал, что будет это делать. — Она помедлила. — Я близка к истине?