Условно говоря, если я хочу, чтобы передо мной сейчас неким волшебным образом появилась банка колы, – согнув ладони и сложив их вместе, Карцев изобразил воображаемую банку, – и если, допустим, я в состоянии это сделать, мне придется выдрать где-то из пространства соответствующий кусок материи. Если это был кирпич, удерживающий угол дома, то стена может рухнуть. А если это был кусок графитового стержня в ядерном реакторе?.. То есть любое подобное вмешательство чревато серьезными, абсолютно непредсказуемыми последствиями. Мастер поступает более чем разумно. Он не перекраивает ткань мироздания, а заставляет других делать то, что ему нужно.
– То есть ты хочешь сказать, что в случае необходимости он мог бы сам из ничего сотворить суши, которые ему сегодня привезли из японского ресторана?
– Не из ничего! – вскинув палец, уточнил Карцев. – Из другой материи. Он мог бы сделать это без труда. Но зачем, если он и так получил свои суши?
Шарков в задумчивости постучал пальцами по подоконнику. Затем сделал шаг и взял со стола бокал.
– Как я понимаю, это твои теоретические умозаключения?
– Понимай как знаешь, – безразлично пожал плечами Карцев.
– Но ты не знаешь этого наверняка?
– А кто это может знать? – Карцев сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил облако зловонного, едкого дыма. – Только сам Мастер.
Шарков сделал глоток шампанского и бокалом указал на Карцева.
– Вопрос: почему, когда Мастер понял, что ты знаешь, кто он на самом деле, он не отформатировал твой мозг, как охранникам?
– Зачем? – с обреченным видом посмотрел на ловчего врач.
– Чтобы ты никому не рассказал об этом.
Карцев грустно усмехнулся:
– Ну, вот теперь ты это знаешь. И что с того?
Шарков недовольно поджал губы. Карцев все время пытался увести разговор в плоскость некой псевдофилософской обобщенности. В то время как ему требовалась конкретика.
– Как по-твоему, зачем Мастер пришел к нам, выдавая себя за Муромского?
Карцев протестующе замахал пальцами с зажатой в них сигаретой.
– Ты как-то странно формулируешь вопрос.
– Что тебе в нем не нравится?
– Мастер не выдает себя за Муромского.
– Разве?
Озадаченно сдвинув брови, Шарков попытался припомнить весь разговор Мастера с Бапиковым, свидетелем которого он был. Альтер просил называть его Мастером – это так. Но он и не возражал, когда куратор обращался к нему по имени.
Карцев чуть подался вперед и направил на Шаркова дымящуюся сигарету.
– Мастер – это тот, кто прежде был Муромский!
– Стоп! – Шарков одним глотком допил остававшееся в бокале шампанское и поставил его на стол. – Так, значит, Мастер – это и есть Муромский?
Карцев прикрыл глаза и медленно качнул головой из стороны в сторону.
– Мастер был Муромским.
«Одно из двух, – подумал Шарков. – Либо Карцев слетел с катушек, либо намеренно дурачит меня».
– А это не одно и то же? – спросил он вслух.
– «Ты был младенцем» и «ты остался младенцем» – есть разница?
Шарков утвердительно кивнул. Он наконец-то понял, куда клонит Карцев.
– Ты хочешь сказать, что, став Мастером, Муромский перестал быть тем забитым, ни на что не годным альтером, которого ты встретил в пансионате?
– Можно и так сформулировать, – согласился Карцев.
– Но физически это один и тот же человек?
Карцев покачал головой:
– Скорее всего. Хотя я не стал бы утверждать это со всей определенностью.
– Но это тот самый альтер, которого ты знал?
– Со всей определенностью – нет, – решительно мотнул подбородком Карцев. – Муромский не смог бы сделать ничего из того, на что способен Мастер.
Шарков вновь потер пальцами виски. Карцев определенно был не в себе. Тут, что называется, и к доктору не ходи. Он оперировал какими-то своими понятиями, разобраться в которых было совсем непросто. Как бы так сформулировать вопрос, чтобы получить определенный ответ?
– Слушай, Виктор, – медленно начал он, – сейчас мне просто надо понять, что за альтер находится в пансионате?
– Мастер, – уверенно ответил Карцев.
– Мы его возвращения ждали?
– Нет.
