На улице холодно и дождливо.
Я иду к своему дому. Обхожу квартал, пытаясь вспомнить место, где можно было бы спокойно, подальше от посторонних глаз, поспать.
Такой укромный закоулок есть между моим и соседским гаражом, возле мусорного ящика. Забираюсь туда, прихватив сплющенный картонный ящик. Прислоняю его к стене гаража.
Лежу, слушаю, как дождь стучит по картонной «крыше», надеюсь, что мое убежище простоит до утра.
Позиция удобная для наблюдения. Глядя через забор, огораживающий мой задний дворик, вижу окно второго этажа.
Это главная спальня.
Мимо окна проходит Джейсон.
Это не Джейсон-2. Мир не мой – это я знаю точно. Ближайшие магазины и рестораны не те. И машины у этих Дессенов другие, не такие, как у нашей семьи. И Джейсон поплотнее меня.
На секунду в окне появляется Дэниела. Привстает на цыпочки, задергивает шторы.
Дождь льет сильнее.
«Крыша» понемногу проседает.
Поеживаюсь от холода.
Восьмой день на улице. Сегодня сам Джейсон Дессен бросил в мою коробку бумажку в пять долларов.
Никакой опасности нет.
Узнать меня невозможно.
Обгоревшее на солнце лицо. Небритый. Вонючий бродяга.
Народ в нашем квартале отзывчивый и щедрый. Каждый день мне удается собрать денег на скудный ужин и оставить немного про запас.
Каждую ночь я сплю в переулке за домом 44 по Элеанор-стрит.
Это превращается в какую-то игру. Каждый раз, когда свет в главной спальне гаснет, я закрываю глаза и представляю себя на его месте.
С ней.
В некоторые дни я чувствую, что теряю рассудок.
Аманда однажды сказала, что ее прежний мир начинает восприниматься ею как призрачный, и теперь я понимаю, что она имела в виду. Мы ассоциируем реальность с материальным – со всем тем, что воспринимается нашими органами чувств. И хотя я постоянно говорю себе, что в Южном Чикаго есть куб, который может перенести меня в мир, где будет все желаемое и необходимое, в существование такого места мне самому больше не верится.
Моей реальностью – и с каждым днем все больше – становится этот мир. Где у меня нет ничего. Где я – бездомное, грязное создание, вызывающее лишь сострадание, жалость и отвращение.
Неподалеку, посередине тротуара, стоит другой бездомный, во весь голос ведущий разговор с воображаемым собеседником.
А разве я другой? Разве мы оба не затеряны в мирах, которые не соотносятся больше с нашей личностью? Не соотносятся по причинам, влиять на которые мы не можем…
Самые пугающие моменты – те, что случаются с возрастающей частотой. Моменты, когда идея волшебной шкатулки даже мне представляется бредом сумасшедшего.
Однажды вечером, проходя мимо винного магазинчика, я обнаруживаю, что могу позволить себе бутылочку.
Тогда я выпиваю целую пинту «Джей-энд-Би»[6].
И оказываюсь в спальне дома номер 44 по Элеанор-стрит. Стою у кровати и смотрю на спящих Джейсона и Дэниелу.
Часы на прикроватном столике показывают 3:38, и хотя в доме мертвая тишина, я настолько пьян, что чувствую, как бьется пульс о барабанную перепонку.
Восстановить цепь приведших меня сюда логических рассуждений я не в состоянии.
В голове только одна мысль – все это у меня было.
Когда-то.
Эта прекрасная, как сон, жизнь.
И в этот миг, когда комната идет кругом и слезы текут у меня по щекам, я и в самом деле не знаю, была ли та моя жизнь реальной или воображаемой.
Я делаю шаг к кровати – с той стороны, где лежит Джейсон. Глаза мои уже привыкли к темноте.
Он мирно спит.
Я так хочу того, что принадлежит ему! Хочу настолько, что чувствую это на вкус.
Я бы сделал все что угодно, чтобы заполучить его жизнь. Занять его место. Представляю, как убиваю его. Душу? или стреляю в голову и вышибаю ему мозги.
Представляю, как пытаюсь быть им.
Как пытаюсь принять эту Дэниелу в качестве моей жены. Этого Чарли в качестве моего сына.
Буду ли я когда-нибудь воспринимать этот дом своим?
