– Дэниела! – зову я.
Здесь даже эхо моего голоса звучит иначе.
– Чарли!
Вещей меньше, эха больше.
Я прохожу в гостиную. Моя старая вертушка стоит рядом с дорогой акустической системой. Мои виниловые пластинки с записями джаза аккуратно и с любовью расставлены в алфавитном порядке на встроенных полках.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж.
В коридоре темно, и выключатель не там, где он должен быть, но это не важно. Почти все осветительные приборы работают на сенсорах движения, и лампы скрыты в углублениях в потолке.
Деревянный пол тоже не мой. Он симпатичнее, половицы шире и не такие гладкие.
Фотография, на которой мы втроем стоим на фоне Висконсин-Деллс, заменена здесь эскизом с изображением Военно-морского пирса. Эскиз выполнен углем на листе толстого пергамента. В глаза бросается подпись художника в правом нижнем углу – Дэниела Варгас.
Я вхожу в комнату слева.
В комнату сына.
Вот только и она совсем другая. Нет ни одной из его сюрреалистических работ на стенах. Нет кровати. Нет манга-постеров. Нет письменного стола с разбросанными листками. Нет лавовой лампы и рюкзака. На полу не валяется разбросанная одежда. Только монитор на дорогом столе с книгами и бумагами.
Шокированный, я иду в конец коридора. Отодвигаю раздвижную дверь с матовым стеклом и вхожу в спальню. Шикарную, холодную, нежилую, как и все остальное в этом доме. Не мою.
На стенах выполненные углем на толстом пергаменте эскизы. Стиль тот же, что и у наброска в коридоре. Центральное место занимает стеклянная витрина, встроенная в деревянный – похоже, из акации – стенд. Идущий из основания свет падает на сертификат в кожаной папке, опирающейся на обтянутую бархатом стойку. На свисающей со стойки тонкой цепочке висит золотая монета с изображением Джулиана Павиа.
Текст на сертификате гласит:
Я опускаюсь на край кровати.
Мне нехорошо.
Сильно нехорошо.
Мой дом – моя тихая гавань, моя крепость, мой уютный уголок, где я окружен семьей. Теперь он даже не мой.
У меня сводит живот.
Я бегу в ванную, откидываю крышку унитаза, и меня выворачивает в сияющую белизной чашу.
Горло горит от жажды.
Я поворачиваю ручку и пью из-под крана.
Ополаскиваю лицо.
И бреду в спальню.
Мобильника при мне нет, и где он, я не представляю, но на прикроватном столике стоит проводной телефон.
Я никогда не набирал номер сотового Дэниелы и теперь вспоминаю его не сразу, но все же вспоминаю и набираю.
Четыре гудка.
– Алло? – отвечает мужской голос, глубокий и сонный.
– Где Дэниела? – спрашиваю я.
– Думаю, вы ошиблись номером.
Я называю номер своей жены.
– Да, – говорит мой собеседник, – номер правильный, но только он – мой.
– Как такое возможно?
Незнакомец дает отбой.
Я снова набираю номер Дэниелы, и теперь он берет трубку после первого же звонка.
– Сейчас три часа ночи. Больше не звони. Идиот.
С третьей попытки я попадаю на голосовую почту. Сообщения не оставляю и даю отбой.
Поднявшись с кровати, опять иду в ванную. Рассматриваю себя в зеркале над раковиной.
Лицо в синяках и царапинах. Засохшая кровь и грязь. Щетина. Глаза налиты кровью. Тем не менее это я.
