стул возле окна, за которым что-то светится по другую сторону стекла.
Я обхожу кровать, задергиваю штору и выглядываю на улицу. Прямо передо мной верхний край вывески. Я даже вижу, как дождь падает сквозь зеленый неоновый свет.
Внизу, на тротуаре, замечаю прислонившегося к фонарному столбу мужчину. Дымок клубится под дождем, сигарета вспыхивает и гаснет в темном пятне под шляпой.
Кого он ждет? Меня?
Может, это паранойя, но я все же подхожу к двери. Проверяю задвижку и вешаю цепочку. Сбрасываю туфли, раздеваюсь и вытираюсь досуха единственным обнаруженным в ванной полотенцем.
Самое лучшее в номере – старинная чугунная батарея под окном. Включаю ее на полную и подставляю руки под ее теплое дыхание.
Вешаю мокрую одежду на спинку стула и подвигаю его поближе к батарее.
В ящике прикроватного столика нахожу гидеоновскую Библию и растрепанный телефонный справочник Чикаго.
Растянувшись на скрипучей кровати, пролистываю справочник до буквы «Д» и ищу свою фамилию.
Нахожу быстро.
Джейсон Э. Дессен.
Адрес правильный.
Номер телефона правильный.
Телефон стоит тут же, на столике. Снимаю трубку и набираю номер. После четвертого гудка слышу мой собственный голос: «Привет, вы дозвонились до Джейсона, хотя и не вполне, потому что меня здесь нет и ответить вам я не могу. Это запись. Что делать, вы знаете».
Я кладу трубку, не дождавшись сигнала.
Запись в голосовой почте не та, что у нас дома.
Безумие наступает снова, грозя скрутить меня в позу зародыша и расколоть на миллион кусочков.
Но я отгоняю его, повторяя свое новое заклинание.
Я не имею права считать себя сумасшедшим.
Я должен решить эту проблему.
Экспериментальная физика – да что там, вся наука! – тем и занимается, что решает проблемы. Вот только все сразу решить невозможно. Нужно выбрать самую важную. Определить главную цель. Но столкнувшись с громадьем проблем, теряешь концентрацию.
Вот почему начинать следует с малого. Заняться решением посильных задач. Создать своего рода плацдарм. И после того, как ты возьмешься за работу, главный вопрос понемногу начнет проясняться. Так бывает, когда для того, чтобы охватить весь фотомонтаж и воспринять образ в целом, нужно отступить, отойти на несколько шагов.
Мне надо отделить себя от страха, паранойи, ужаса и взяться за проблему так, как если бы я работал в лабораторных условиях – решая поочередно мелкие вопросы.
Создавая тот самый плацдарм.
Самый главный на данный момент вопрос звучит так: что со мной случилось? Дать ответ на него невозможно. Пока невозможно. Кое-какие смутные подозрения у меня, конечно, есть, но подозрения ведут к предвзятости, а предвзятость отнюдь не ведет к истине.
Почему Дэниелы и Чарли не было вчера вечером дома? Почему у меня сложилось впечатление, будто я живу один?
Нет, этот вопрос слишком большой и сложный. Сужаем поле данных.
Где Дэниела и Чарли?
Уже лучше, но нужно сократить еще больше. Где Чарли, знает Дэниела.
Следовательно, начать надо вот с этого: где Дэниела?
Эскизы, которые я видел на стенах в доме, который не мой дом, созданы Дэниелой Варгас. И она подписала их своей девичьей фамилией. Почему?
Я поднимаю руку так, чтобы на нее падал неоновый свет из окна.
Вмятинки на безымянном пальце не видно. Она исчезла.
А может, ее и не было?
Я отрываю нитку от растрепавшегося низа шторы, обматываю ею палец и завязываю узелок – как физическое напоминание о мире и жизни, которые знаю.
Возвращаюсь к телефонной книге, нахожу раздел на «В», пролистываю до Дэниелы Варгас. В Чикаго она такая одна. Вырываю всю страницу и набираю ее номер.
Звук родного голоса, пусть даже и записанного, трогает едва ли не до слез, хотя само сообщение только добавляет беспокойства.
«Вы дозвонились до Дэниелы. Меня нет – пишу. Оставьте сообщение. Чао».
Через час одежда теплая и почти сухая. Я умываюсь, одеваюсь и спускаюсь по лестнице в фойе.
На улице по-прежнему ветрено, но дождь ослабел.
Мужчина, куривший сигарету у фонарного столба, исчез.
От голода немножко кружится голова.
Миную с полдесятка ресторанов и наконец нахожу такой, который не опустошит мои карманы, – пеструю, закопченную пиццерию, где пиццу по-чикагски подают огромными кусками в глубоких тарелках. Внутри свободных мест нет, так что ем на тротуаре, уплетаю за обе щеки. Интересно, то ли это пицца претерпела изменения к лучшему, то ли я
