настолько проголодался, что уже не разбираю вкуса.
Адрес Дэниелы в Бактауне. После пиццерии у меня осталось 75 долларов. Можно было бы взять такси, но я решаю пройтись пешком.
Потоки машин и пешеходов достигают уровня, привычного для пятничного вечера, и воздух заряжается соответствующей энергией.
Я беру курс на восток – искать свою жену.
Дом Дэниелы – здание из желтого кирпича, фасад которого увит покрасневшим от недавних холодов плющом. Ее девичья фамилия – вторая снизу в первой колонке жильцов на старомодной латунной панели.
Нажимаю кнопку три раза – никто не отвечает.
За высоким оконным стеклом сбоку от двери вижу женщину в вечернем платье и пальто. Она идет по вестибюлю, и ее каблучки звонко цокают по каменному полу. Я отступаю от окна и отворачиваюсь. Дверь открывается.
Женщина говорит по сотовому и, проходя мимо, оставляет легкий запах алкоголя. Похоже, она уже в предвкушении вечернего приключения и, спускаясь по ступенькам, не обращает на меня ни малейшего внимания.
Я успеваю остановить дверь до того, как она захлопнется, и поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж.
Дверь Дэниелы в самом конце коридора.
Стучу. Жду.
Ответа нет.
Выхожу в вестибюль, раздумывая, что делать дальше. Ждать здесь ее возвращения? А если ее нет в городе? И что она подумает, если, вернувшись в квартиру, увидит меня болтающимся у дома, как какого-нибудь маньяка?
Подходя к выходу, замечаю доску объявлений, сплошь покрытую листочками – тут и извещения об открытии художественных галерей, и объявления о предстоящих книжных чтениях, и уведомления о поэтических состязаниях.
В глаза бросается самый большой флаер, помещенный в центре доски. Это даже не простая листовка, а афиша с рекламой выставки Дэниелы Варгас в галерее под названием «ШАРМ».
Я останавливаюсь, отыскиваю дату открытия.
Пятница, 2 октября.
Сегодня.
Выхожу на улицу – снова дождь.
Останавливаю такси.
Галерея находится в десятке кварталов от дома, и к тому моменту, когда мы выезжаем на Деймен-авеню, нервы у меня уже натянуты до предела.
Я выхожу из машины и присоединяюсь к хипстерского вида толпе, марширующей под холодным моросящим дождем.
«ШАРМ» размещается в здании бывшей фасовочно-упаковочной фабрики, превращенном ныне в художественную галерею, и очередь желающих попасть внутрь разрослась на полквартала.
Ожидание растягивается до сорока пяти минут, после чего я, несчастный и продрогший под дождем, плачу пятнадцать долларов за входной билет и вместе с группой из десяти человек вхожу в вестибюль. На круговой стене выложены гигантские, в стиле граффити, буквы, составляющие имя и фамилию Дэниелы.
За те пятнадцать лет, что мы вместе, я побывал на многих ее выставках, но никогда не испытывал ничего подобного.
Из скрытой в стене двери выходит худощавый, с бородкой мужчина.
Свет меркнет.
– Я – Стив Конколи, – представляется он, – продюсер того, что вы пришли посмотреть. – Он отрывает пластиковый пакет от диспенсера у двери. – Телефоны складываем в мешочек. Вам вернут их на выходе.
Пакет идет по кругу, наполняясь мобильниками.
– Несколько слов о том, что вы увидите в следующие десять минут вашей жизни. – Художник просит оставить на потом интеллектуальные интерпретации и постараться принять инсталляцию эмоционально. – Добро пожаловать на «Сплетение»!
Конколи забирает пакет с телефонами и открывает дверь.
Я вхожу последним.
В первые секунды мы сбиваемся в кучку в темном, ограниченном пространстве. Дверь захлопывается с гулким эхом, разбегающимся по просторному, напоминающему склад помещению, и все погружается во мрак.
Где-то вверху появляются тусклые пятнышки света.
Звезды.
Выглядят они поразительно настоящими и как будто тлеют. Одни близко, другие далеко, и каждые несколько секунд та или другая срывается и пронзает пустоту, оставляя мерцающий след.
И вот я уже вижу то, что лежит впереди.