навсегда покинула Звезду. Его присутствия у смертного ложа пленницы было уже, мать-перемать, достаточно, но то, что он пробыл так долго, что все провонял своей трубкой, вызывало еще больше вопросов…
– Что она должна была мне рассказать?
– Как уже сказал в том шатре – генералу сказал, – я не знаю. Нашел при ней бумаги, когда ее так отметелили, что я смог надеть на нее цепи, но почти ничего в них не понял: какая-то грамота с королевской печатью и список солдат. Это все, так что, если ты собираешься напустить на меня своего демона, чтобы вырвать правду, делай это быстрее – и увидишь, что я не вру.
– Демона? – София поднялась во весь рост, но Мордолиз продолжал смотреть на невидимую гору и нюхать темноту, делая еще пару пробных шагов вверх по склону. – Это она тебе сказала?
– Леди, она мне ни хрена не говорила, только наплела чепухи, которая была меньше похоже на цепное словоблудие и больше – на дурацкие недопеченные трактаты, которые я распространял в Самоцвете Диадемы. – Парень был явно из породы тех, кто любит дразнить сильных, даже когда его жизнь в их руках. – Я знаю, потому что читал эти памфлеты и слушал песни. Ведь у Холодного Кобальта есть демон, который выполняет ее приказы? Или это очередная ошибка и где-то по пути кто-то нацарапал слово «демон», а надо было написать «дворняга»?
– Мы знаем, какой там стоит полк, так почему ты не сочинила историю получше и не пришла с Пятнадцатым? – София обращалась к мертвой боевой монахине, но отозвался живой пленник:
– Эй, Холодная София, истинная королева Самота!
Она взглянула на него – изможденное грязное лицо казалось потусторонним при тусклом свете фонаря, оставленного стражниками.
– Пошла ты, леди!
– Пошла я?
– Ага. – Он закивал, как будто ему все больше нравилась эта идея. – Определенно. Я верил в тебя, когда говорили, будто твой путь лучше, чем у Цепи и Короны. Я рисковал жизнью, чтобы поддерживать в людях мечту о тебе – может, там и рисковать-то было нечем, – но другой жизни у меня нет. Возможно, это была не моя мечта – просто сказка, услышанная из вторых-третьих уст, – но она для меня что-то значила. Единственное, что я ненавижу больше Короны, – это Цепь, а потому, да, я уверовал в Песнь о Холодном Кобальте. И знаешь что? Я продолжал верить, пока не увидел, как ты ее мутузишь. Мне пришлось врать, строить козни и ловчить пуще демона, чтобы привезти ее сюда, – я думал, здесь она принесет пользу. И что же делает мудрая София? Ты прикончила ее, даже не дав объясниться!
– Для сына Диадемы, преданного кодексу Кобальта и твердо настроенного против Цепи и империи, ты что-то слишком убиваешься по мертвой страннорожденной.
– Ее имя Портолес, сестра Портолес, – сказал парень, глядя на колеблемый ветром саван боевой монахини. – Я бы ни за что не привез ее сюда, если бы знал, что ты обойдешься с ней так же, как ее собратья обошлись бы с тобой, будь у них шанс. Вот тебе и справедливое отношение. Вот тебе и новый мир. Ты ничем не лучше Цепи и Короны, просто носишь одежду другого цвета и гадишь не на тех людей, что они. А теперь ты отвалишь отсюда и дашь мне ее похоронить? Или будешь меня убивать? Я долго служил памяти якобы мертвой женщины, поэтому буду признателен, если мне любезно разрешат не рыть себе могилу. Пусть меня сожрут птицы и звери, – может, доброволец им пригодится больше, чем вашей шайке.
Похоже, недосып догонял Софию, немного размягчая ее панцирь, – услышанное подействовало на нее, как соль на улитку. Даже не сама речь, последний выпад отчаявшегося, измотанного человека, в пяти шагах узревшего свою смерть, – а то, что он верил в сказанное, как верила она, что солнце садится на западе.
По всей Звезде Софию и ее замысел поддерживали люди, которых она никогда не встречала, даже не слышала о них; люди, которые всё положили на алтарь ее имени… И по всей Звезде она разочаровывала их, ведь при свете дня оказывалось, что она точно так же глупа и ничтожна, как они сами. Она чуть не поддалась порыву и не предложила этому парню бежать во тьму и начинать жизнь заново где-нибудь еще, коль скоро его мозги очистились от маслянистой пленки идеализма, а она сама закончит рыть могилу для женщины, из-за которой ее жизнь сгорела дотла. Но также был острый соблазн выхватить из его рук лопату и забить ею же этого нахала – жесткий, но очень нужный урок: не трать даже вздоха на восхваление человека, которого знаешь только по песням.
Рог протрубил в долине, где дозорные вчера перехватили парня с монахиней, и избавил Софию от необходимости выбирать между двумя побуждениями. Она посмотрела на пленника, он на нее, а потом оба глянули вниз, на мертвую слугу Цепи, проделавшую такой далекий и трудный путь в поисках Софии. Мордолиз продолжал таращиться на Язык Жаворонка, видный только ему, а затем залаял так, что можно было разбудить покойницу, и потрусил наверх, во мрак. Но мертвая монахиня не поднялась, и парень вернулся к работе, а София пошла за своим демоном.
Чи Хён только наполовину оделась и меньше чем наполовину проснулась, когда услышала первый рог, а Чхве и Феннек ворвались в полутемный командирский шатер еще до второго. Феннек приготовил себе кружку калди, пока Гын Джу помогал Чи Хён с остальными ее доспехами – простым, но прочным нагрудником, поножами и кольчугой, которые ей помогла подобрать София. Натянув на голову шлем, сделанный по образцу шлема Холодного Кобальта, и пропустив длинные синие волосы сквозь заднюю щель, генерал взяла толстые железные ножны, где обитали ее мечи-близнецы.
– Насколько мы готовы? – спросила Чи Хён; ее колени слегка подгибались после бурной ночи, проведенной с Гын Джу. Может быть, победа останется за кобальтовыми и влюбленные еще уйму времени проведут вдвоем, но сейчас они не стали рисковать. – Насколько близок неприятель?
– Пятнадцатый изрядно продвинется в долину, пока Сингх и ее всадники выйдут на позицию, чтобы поддержать остальную кавалерию, но тут все в порядке. – Феннек говорил так, будто пытался убедить и себя, и генерала. Не самое удачное начало утра. – Зачем нам высота, если мы ее оставим, чтобы встретиться с ними?
