свою любимую футболку с ласточками и кокосом из «Монти Пайтона», которую получил в подарок от матери на позапрошлое Рождество. Я уже почти вырос из нее, ну и ладно. Теперь футболки мне не скоро понадобятся.
На полуострове Олимпик в северо-западной части штата Вашингтон есть городок под названием Форкс, почти постоянно укрытый облачной завесой. В этом ничем не примечательном городке дожди идут чаще, чем где-либо еще в США. Оттуда, из этого унылого сумрака, мать сбежала и увезла меня, когда мне было всего несколько месяцев от роду. Там же я был вынужден проводить целый месяц каждое лето, пока мне не исполнилось четырнадцать, а потом наконец выдвинул матери ультиматум, благодаря чему в последние три лета мой отец, Чарли, на две недели берет меня с собой в отпуск в Калифорнию.
Но как-то так получилось, что теперь я отбываю в ссылку в Форкс на целых полтора года, пока не окончу школу. Восемнадцать месяцев. Прямо как срок заключения. Восемнадцать месяцев тюряги. Когда я захлопнул дверцу машины, мне даже почудился лязг тюремной решетки.
Так, с мелодрамой чуток перестарался. У меня, как любит твердить мама, не в меру буйная фантазия. И потом, я же сам так решил. Сам отправил себя в ссылку.
Хотя не сказал бы, что от этого легче.
Я любил Финикс. Любил солнце, сухость и жару, и большой, привольно раскинувшийся город. А еще мне нравилось жить с матерью, там, где я был нужен.
– Тебе не обязательно уезжать, – в тысячный и последний раз сказала она перед тем, как я прошел пост Управления транспортной безопасности.
Мама говорит, нас с ней не отличить, так что я мог бы смотреться в нее, как в зеркало, когда бреюсь. Не совсем так, но на отца я точно не похож. У матери острый подбородок и пухлые губы, а у меня нет, но глаза у нас одинаковые. На ее лице они смотрятся по-детски, такие распахнутые, светло-голубые, потому и выглядит она как моя сестра, а не мать. Нам часто так говорят, и ей это нравится, хотя она и не подает виду. А на моем лице голубые глаза выглядят не такими уж юными и какими-то… неприкаянными.
Глядя в эти большие встревоженные глаза, так похожие на мои, я запаниковал. Я же заботился о матери всю свою жизнь. Нет, само собой, когда-то я носил памперсы, и тогда я, наверное, еще не занимался счетами, заполнением бумаг, готовкой и общим руководством, но тех времен я уже не помню.
Правильно ли я поступаю, бросая родную мать на произвол судьбы? Долгие месяцы, пока я шел к этому решению, оно казалось мне правильным. А теперь вдруг засомневался, и чем дальше, тем больше.
Правда, теперь о ней заботится Фил, так что счета будут оплачены вовремя, в холодильнике будет появляться еда, в машине – бензин, а если она заблудится, то сможет ему позвонить… В принципе, я уже не очень-то и нужен.
– Я хочу уехать, – соврал я. Врать я никогда не умел, но в последнее время повторял эту ложь так часто, что сейчас она прозвучала почти правдоподобно.
– Передавай привет Чарли.
– Передам.
– Мы скоро снова увидимся, – уверяла она. – Приезжай домой, когда захочешь, и я сразу же вернусь, как только понадоблюсь тебе.
Но я-то знал, чего ей это будет стоить.
– За меня не волнуйся, – твердил я. – Все будет замечательно. Я люблю тебя, мам.
На минуту она крепко прижала меня к себе, потом я прошел через металлоискатель, а она уехала.
Три часа лету от Финикса до Сиэтла, еще час – на маленьком самолете до Порт-Анджелеса, потом час езды на машине до Форкса. Против перелетов я ничего не имел, а перспектива провести час в машине с Чарли меня малость напрягала.
Во всей этой ситуации Чарли проявил исключительное благородство. Он, похоже, по-настоящему обрадовался, что я приеду к нему на такой долгий срок. И уже записал меня в местную школу и даже собирался помочь обзавестись машиной.
И все-таки я чувствовал беспокойство при мысли о Чарли. Ни его, ни меня не назовешь экстравертом – кстати, необходимое условие, чтобы ужиться с моей матерью. Что я скажу ему при встрече? – я ведь никогда не скрывал своего отношения к Форксу.
Когда самолет приземлился в Порт-Анджелесе, шел дождь. Никаких плохих примет, просто неизбежность. С солнцем я уже попрощался.
Чарли ждал меня в полицейской машине. Как и следовало ожидать. Для законопослушных жителей Форкса Чарли – начальник полиции, шеф Свон. Потому я и решил не тянуть с покупкой собственных колес, несмотря на нехватку денег, – не хотел, чтобы меня возили по городу с красно-синей «мигалкой» на крыше. Полицейские машины ужасно затрудняют уличное движение.
Я вывалился из самолета прямиком в неловкие объятия Чарли.
– Рад видеть тебя, Бо. – Он улыбнулся и машинально поддержал меня. Мы смущенно похлопали друг друга по плечам и оба сделали шаг назад. – Ты почти не изменился. Как Рене?
– У мамы все нормально. Я тоже рад тебя видеть, пап. – Мне не разрешалось звать его в глаза по имени.
– Ничего, что ты уехал от нее?
Мы оба понимали, что мои чувства тут ни при чем. Речь о том, не стремлюсь ли я уклониться от своей обязанности приглядывать за ней. По этой причине Чарли и не пытался отвоевать у матери право опеки: он знал, что без меня она как без рук.
– Ничего. Не был бы уверен, не уехал бы.
– Логично.
С собой у меня была лишь пара вместительных дорожных сумок. Одежда, которую я носил в Аризоне, не годилась для дождливого штата Вашингтон. Мы с матерью
